торец, а вдоль него, в несколько рядов – детские кроватки. Вилетарий, прихватив фото, тут же поехал к двум сестрам-старушкам, которые в годы войны жили в районе Патриарших и во время воздушной тревоги прятались на «Маяковке». Бабушки в один голос подтвердили: именно там, у торца, рядом с бюстом Маяковского, стояли кроватки для младенчиков. От божьих одуванчиков Самохин отправился в архив, где пересмотрел все фотоматериалы военного времени. Среди них не нашлось ничего мало-мальски похожего. Где женщины с детишками на деревянных щитах, которыми платформа уставлена, спят – таких снимков было много, даже киносъемка сохранилась, а вот дальний торец никто никогда не захватывал.
– Значит, – подытожил свой рассказ кандидат, – фотомонтаж исключен, и мы имеем дело с настоящей фантомографией, только вместо субъектов на снимках объекты, то есть неодушевленные предметы. Такое, кстати, тоже в научной литературе описано, но встречается гораздо реже.
– Про то, что москвичи в метро от бомбежек прятались, известно, – заметил Андрей. – Но я понять не могу: как же это несколько тысяч народа на одной станции, на одной платформе размещалось? Да еще ведь не стоя, а лежа. Они ж там спали…
Вилетарий как-то странно на него посмотрел – со смесью недоумения и досады: дескать, о чем это вы, молодой человек? С ерундой какой-то влезли. Но на вопрос все же ответил:
– Почему только на платформе? Там только женщины с малыми детьми да старики-инвалиды. Остальные спускались по сходням на пути и шли в тоннель, который на километр, а то и больше такими же деревянными щитами застлан был – одни головки рельсов торчали. – И, сочтя, что достаточно удовлетворил дилентантское любопытство, продолжил тему: – Через пару месяцев после снимков на «Маяковской» ко мне в руки попала еще одна прелюбопытнейшая серия. На фотографиях – станция «Курская»-радиальная в нынешнем, современном виде. На платформе люди, на одном из снимков даже поезд виден. А поверх этих цветных, ярких изображений… Да что я вам рассказываю?! Сейчас покажу.
На сей раз Андрей с Максом лбами все-таки столкнулись. Причем сильно. Молча потерли ушибленные места и вперились глазами в снимки. На фото тоже были тени. Но не людей, а канцелярских столов с лампами под абажурами и стопками книг.
– А это еще что? Столы какие-то… – пробормотал Андрей, не поднимая от снимков глаз. – Контора не контора. Шарашка, что ли, секретная? Таких в войну полно было, только не в Москве – в Сибири…
– Ан нет, молодой человек, – то ли с упреком, то ли с самодовольством поправил Шахова кандидат. – На «Курской», чтоб вы знали, во время войны была библиотека.
– Ни фига себе! – искренне изумился Макс. – И что, люди под бомбежками еще и читали?
– И читали, и науку вперед двигали, – гордо констатировал Вилетарий, будто сам был среди тех, кто шестьдесят лет назад вот в таких нечеловеческих условиях трудился на благо отечественной науки. – И вообще, война, молодые люди, приподнесла мировому сообществу множество примеров самоотверженности не только на поле брани. Вот, например, шесть смальтовых панно на потолке «Новокузнецкой». Известно ли вам, что художник Фролов создавал их в блокадном Ленинграде? А переправляли их в Москву по Ладожскому озеру, по Дороге жизни. Автор свои панно в метро так и не увидел: он умер, не дождавшись снятия блокады.
– Мы этого не знали, – сознался Максим. – А вот насчет «Курской»… Старых снимков со столами, я так понимаю, вы тоже в архиве не обнаружили?
– Совершенно верно.
– А физикам, специалистам по оптике, вы эти снимки показывали? – спросил Шахов.
– Конечно, показывал, – обиженно дернул щекой кандидат. – Я ж не шарлатан какой.
– И что они?
– Большинство, как и следовало ожидать, усмехались: мол, если все хорошенько проверить, обязательно выяснится обман. Тут же набрасывали с десяток версий, как можно такие кадры сляпать – это их выражение – в домашних условиях.
Самохин утверждал, что настаивал на проверке, обещал предоставить все необходимое. Но «остепененные» физики только руками махали: дескать, вот еще, на такую ерунду время тратить! Главный аргумент ученых мужей был такой: астральной фотографии не может быть, потому что ее не может быть никогда. И все же нашлись два специалиста – правда, без званий, кафедр и регалий. Ведь, как правило, именно эти причиндалы заставляют человека осторожничать, опасаться за свою репутацию, оглядываться на коллег: что те скажут, не разразятся ли бранью со страниц научных журналов и с высоких трибун… Эти двое – недавние выпускники физико-математического факультета одного из ведущих вузов – взялись провести проверку. И провели.
– Вывод у них такой: это, – Вилетарий хлопнул по пачке лежащих перед ним фотографий, – не подделка. Рационального объяснения появлению теней на фотоснимках нет, но компиляция исключается. Категорически. Кстати, я для этих ребят даже негативы у авторов снимков на время брал. Обе серии, между прочим, – и на «Курской», и на «Маяковке» – были сделаны на пленку. Но, – тут Вилетарий состроил уныло-разочарованную гримасу и развел руками, – сами понимаете… Свидетельство вчерашних студентов никого впечатлить не в состоянии… По моему твердому убеждению, такое отношение к фантомографии в нашей стране – это отрыжка оголтелого материализма. За рубежом в ходу лояльность и широта взглядов. Потому и мои изыскания по большей части востребованы именно там. – С этими словами хозяин степенно поднялся с дивана: – Ну, что, ребята, фотографии-то дарите?
Те кивнули: конечно.
Вилетарий бережно, даже с неким благоговением взял со стола три снимка (те, что отложил в начале разговора) и, погладив пальцем один из них, спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13