Лазил по инету, смотрел параметры, цены. И вдруг выскакивает картинка. Лежит девица, а у нее на животе – монитор. Моделька экранчик сладострастно обнимает, а рядом надпись: «Я хочу быть с ним сутки напролет: он такой плоский и легкий!» Авторов этого бреда вы тоже защищать станете? Скажете, и мониторы чаще всего мужчины покупают?
– Скажу. Но авторов рекламной картинки защищать не стану, потому как в самом деле – идиотизм. – Костик по-прежнему мягко улыбался. – В конце концов место монитора на письменном столе, а не на животе. А слоган, слегка переделав, горе-рекламисты могли бы использовать вместе с той же томной особой для продвижения надувных мужиков или вибраторов.
Чухаев расслабленно раскинулся в кресле и продолжил:
– Какие-то там юристы для создателей креатива, понятное дело, не авторитет. Но все-таки то, что с эротикой у вас перебор, не я один говорю. Вон я недавно у Жванецкого прочел:мол, противно сознавать, что рекламщики тебя все время куда-то тащат, ухватив за одно место: и в банк за кредитом, и в контору по аренде офисов, и за кирпичом для постройки загородного дома.
– А кто это – Жванецкий? – шепотом поинтересовался у Грохотовой юный Андрюша.
Та вскинула брови:
– Жванецкого не знаешь? Известнейший сатирик.
– А-а-а, – протянул Андрюша. – Тогда понятно.
Что ему понятно, интересоваться никто не стал.
Один за другим криэйтеры потянулись в угол, где примостился Чухаев, – налить себе чайку-кофейку. Какое-то время похлебывали из чашек в полном молчании. На лицах читались усталость и даже опустошенность. Три часа штурмовали, а толку – ноль.
Первым заговорил Обухов:
– Я только одну приличную рекламу колготок помню, когда мужик встает перед телкой на колени, пытается поцеловать ей лодыжку и цепляется за колготки очками. «Вешалка» дужку окуляров осторожно отцепляет и проводит пальцами по ноге – колготки целенькие, ни дырочки, ни затяжки. И все, как говорится, соблюдено: и качество товара показано, и секс-приманка для теток-покупательниц в виде брутального очкарика наличествует.
– А когда этот ролик гоняли? Давно? – поинтересовался Андрюша.
– Да лет пять назад.
– Так все его давно забыли! Давайте сдерем сюжет и сделаем то же самое, но с другими рожами. Можем даже на роль телки и ее мужика каких-нибудь более-менее известных актеров позвать. Бабок-то на раскрутку колготок, как я понимаю, отстегнули.
– Воровать, Андрюша, нехорошо, – отече­ским тоном заметил Обухов. – В том числе и сюжеты. Хотя справедливости ради стоит сказать: многие наши коллеги, особенно из хиленьких агентств, только этим и пробавляются. Но мы ж не они, а потому давайте напрягайте извилины, включайте свою хваленую интуицию!
– Меня тут Александр Васильевич вместе со Жванецким на интересную мысль натолкнул, – откликнулся на призыв начальника Сергей. – Эти колготки ведь еще и с красивым рисунком, да? Давайте используем их в качестве галстука. Сначала покажем, как какой-нибудь мачо их с красотки стягивает. Следующая сцена: она спит, раскинувшись на кровати, а он, чтобы ее не разбудить, одевается в темноте, при всполохе автомобильных фар за окном. И вместо галстука завязывает колготки. Сцена третья: мачо возвращается домой, где его встречает жена. Супруга напряженно вглядывается в повязанную на шее мужа «удавку» и силится понять, что она ей напоминает. Камера отъезжает назад, и зритель видит, что на жене колготки точно такие же. Тут вам и эротика, и юмор – идеальное, как мы все знаем, сочетание.
– Интересная идея! – похвалил Обухов зама. – Только про самое главное ты забыл.
– Про что?
– Да про капсулку с витаминами, которая, собственно, и отличает наши колготки от всех остальных.
– Эх, блин, точно! – расстроился Сергей. – Давайте вместе подумаем, как в мой сюжет эту фигню с витаминами засунуть.
– Подумайте, – согласился Обухов, – но без меня. Мне к шести к заказчику – получать «добро» на проект с «Лошариком».
– Ну а чем моя идея с гинекологом не нравится? – горячо заговорила Надя. – Там как раз на капсулке все и построено. И самый что ни на есть результативный прием использован: все было плохо, а с появлением нашего продукта сразу стало хорошо. На таком же противопоставлении вся ранняя реклама «Нескафе» ­построена: елка рухнула, пирог сгорел, настроение у всех хреновей некуда, а пару глотков сделали – и жизнь прекрасна! Сам напиток – дрянь несусветная, это я вам как потребитель молотого кофе говорю, но креативчик о нем во все пособия по рекламе как яркий и положительный пример вошел.
Грохотова бросила испытующий взгляд на Обухова – тот молча помотал головой. Надежду это сильно разозлило:
– Был бы здесь Гольдберг, засыпал бы вас своей заумью, и вы бы все тут же как болванчики закивали: правильно, идея – блеск! Кстати, я от нашего Фрейда Второго тоже кое-чего нахваталась. Вот послушайте. – Надежда вскинула глаза и заговорила низким голосом: – Страх неизлечимого заболевания и смерти – один из самых, если не самый мощный покупательский мотив. Недаром его эксплуатация в рекламе серьезно ограничена Международным кодексом рекламной политики. Наша Наденька – умница и предлагает очень недур­ственный вариант: мы потребителя, вернее, потребительниц, напугали страшным недугом, снизив тем самым критичность их сознания – раз; в подсознании у каждой женщины тут же всплыли жуткие ассоциации с имевшимися в ее реальной жизни визитами к гинекологу (а эмоциональная память, замечу, самая стойкая и навязчивая) – два. В таком состоянии у «серых клеточек» и в мыслях не будет – простите за каламбур! – пытаться что-то анализировать, включать скептицизм:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11