Я почувствовала себя очень неуютно.— А что, если я просто научилась осторожности?— А что, если у тебя теперешней, осторожной, кишка тонка влюбиться в Джеймса Стилмана?Ее вопрос попал не в бровь, а в глаз, я даже расплакалась. Зоуи не шелохнулась, только еще крепче сжала мою руку.— На прошлой неделе я видела женщину в инвалидной коляске на обочине хайвея. Прямо у кромки лос-анджелесского шоссе, а мимо с жутким ревом мчались машины. Я так за нее испугалась. Откуда она там взялась? Что делала? Как это случилось? Я все время о ней думала, и вот только теперь поняла почему. Это была я, Зоуи.— Ты? Как это?— Не знаю. Ее беспомощность, грозившая ей опасность. Ненормальность того, что она там находилась. Чем дольше я живу на свете, тем больше во мне осторожности. Знаешь, это как если перестаешь пользоваться какой-то своей конечностью, потому что можешь без нее обойтись или потому что она была нужна тебе только в детстве, когда лазал по деревьям. И в один прекрасный день вдруг понимаешь, что больше не можешь даже шевельнуть этой ногой…— И оказываешься в инвалидной коляске.— Вот именно, но и это не так уж плохо, потому что все окружающие тоже в колясках. Никто из тех, кого мы знаем, больше не лазает по деревьям. Но рано или поздно мы оказываемся на шоссе, в одиночестве, помочь некому, а нам необходимо перебраться на другую сторону. Мы пригвождены к месту, мы завязли, и это опасно.— Так ты завязла?— Хуже. Я осторожна, и мне непонятно, как с этим быть. Я теперешняя точно не влюбилась бы в Джеймса. Я бы только разок его нюхнула и сбежала куда глаза глядят. Или изо всех сил крутила бы колеса своей инвалидной коляски, чтобы поскорее унести ноги. Он слишком опасен.— Потому что у него-то ноги целы?— И ноги, и руки, и… хвост! Имея хвост, он запросто перескакивает с ветки на ветку. Вот это-то и было в нем самое замечательное, и те времена потому были замечательные: я на все сто использовала свои руки и ноги, и мне это нравилось. А теперь я слишком боюсь любого риска. Хотелось бы мне узнать запах моего счастья.Она смотрела на меня, а я продолжала плакать. Чудесным летним днем на заднем дворе дома моей лучшей школьной подруги жизнь для меня остановилась. Мне больше не хотелось идти на встречу с одноклассниками, даже если там будет Джеймс. Встреться я с ним, и все стало бы еще только хуже. О чем говорят мертвые — Ты когда-нибудь задумывалась, о чем говорят мертвые?Мы стояли вплотную друг к другу перед зеркалом в ее крошечной ванной, нанося на лица последние штрихи макияжа.— Что ты имеешь в виду?Она повернулась ко мне. Один глаз полностью накрашен, другой совсем без косметики и очень молодой. С макияжем или без него, глаза Зоуи были слишком невелики, чтобы в них могла отразиться вся прожитая ею жизнь. Из радиоприемника, стоявшего в углу, гремела «Белая свадьба» Билли Айдола.— Я вспомнила о своих родителях…— Нет уж, не перескакивай на другое. Ты спросила, задумывалась ли я, о чем говорят мертвые.Она ткнула в мою сторону кисточкой для туши.— В общем, я верю в загробную жизнь. Нас там что-то ожидает, не знаю только, что именно. И если так оно и есть, то это место должно быть такое большое, правда? И ты там встречаешься с людьми, которых знала? Представь на минуту, что это именно так. Вот я и вспомнила своих родителей. Что, если они сейчас видят, как мы готовимся к этой вечеринке. Что бы они об этом сказали?— Сказали бы, что это классно.— Может, и так. Но теперь они знают куда больше, чем мы. Представь, стоит мне увидеть похоронную процессию или услыхать, что кто-то умер, это первое, что приходит на ум: теперь они знают. Каждый раз самая первая мысль. Теперь они знают.— Ну и ну.— Даже самый ничтожный, никудышный… какая-нибудь жалкая козявка, а не человек. Какой-нибудь попрошайка, всю свою жизнь просидевший с протянутой рукой на базаре в Калькутте, умирает и сразу узнает ответ на самый важный вопрос.— Много же ему от этого проку, когда он умрет. Почему мы вообще об этом говорим, Зоуи? Или ты таким способом хочешь поднять себе и мне настроение перед встречей с одноклассниками?— Просто делюсь сокровенными мыслями со своей самой старой подругой.Тут настала моя очередь взглянуть на нее в упор.— Много у тебя сейчас друзей? Таких, с которыми можно поговорить по душам, обсудить то, что считаешь важным?— Нет. Чем старше делаешься, тем с этим труднее. У тебя все меньше терпения, а для хорошей дружбы оно необходимо.— Ага, так вот теперь ты мне и ответь, оптимистка ты наша, а хоть что-нибудь меняется ли в жизни к лучшему с возрастом? Морщин все больше, терпения все меньше, считается, что знаешь больше, но ведь это совсем не так. По крайней мере в том, что касается действительно важных вещей.Она ответила не раздумывая:— Появляется умение ценить момент. Я теперь больше радуюсь самым, на первый взгляд, обыденным вещам. Моим детям, когда они рядом. Или посидеть с Гектором в баре, где пахнет плесенью и старьем… всякие такие вещи. Когда мы были детьми, я как-то и внимания не обращала на запахи, понимаешь? Слишком была занята тем, как я выгляжу или что произойдет в ближайшее время. Теперь я просто радуюсь каждой спокойной, нормально прожитой минуте. Когда все вокруг дышит покоем и когда мне не хочется оказаться в каком-нибудь другом месте. А раньше мне все время хотелось перенестись куда-нибудь подальше — даже когда меня все вполне устраивало. Я всегда была уверена, что в других местах лучше.Мы взглянули друг на друга и словно по команде медленно покачали головами.— А тебе никогда не хотелось вернуться в прошлое и рассказать себе тогдашней все, что ты теперь знаешь? Сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89