Ему было жалко Брока, но торра-альтанцы не любили признаваться, что им больно.
– А, разбаловал тебя барон. Что за безрассудство! Уважай ты старших, как положено – не попали бы мы в такую переделку. А то разобиделся, видишь ли, взял да и свалил, так?
– Да не свалил я! Я Троговы следы нашел, вот. – Оба посмотрели на пса, лежавшего, словно мертвый, на крупе пегого пони. Рядом висел мешок с волчатами.
– Все равно нельзя было одному уходить.
– Да ты вроде и сам один, – поддел Пип.
– Тут другое. Я не хотел, чтобы леди Брид искала тебя по всему лесу, когда вокруг черномордые волки кишат.
– Так что теперь она будет искать Трога, искать меня, а еще вдобавок – и тебя, – заключил Пип.
– Вот молодежь, – пробормотал Брок себе под нос. – До осады-то все по-другому было. Тогда не посмел бы пацан со мной так говорить.
Охотники вели их на восток, еще глубже в чащу Лова, уходя даже от самых дальних лесных деревушек. Пип сомневался, что в этой округе могут оказаться люди, даже углежоги. Тут никто не жил, кроме волков да редкого молодого оленя, едва различимого на фоне бурого и бледно-серого зимнего леса. Издалека еле слышно доноси лось журчание воды пожалуй, это Белоструй, подумал Пип, река, текущая с Волчьих Зубов и в конце концов впадающая в Лешую.
Всадник, видимо, тоже услышал этот звук, потому что сменил направление и двинулся в ту сторону. Высокие деревья, заросли куманики, и кусты зимнего шиповника тянулись к воде, словно желая напиться. Поначалу охотники не могли пробраться к реке – все заросло, но потом нашли тропинку, выбитую конскими подковами.
Травянистые берега полого сбегали к воде, в которой перекатывались, негромко шурша, гладкие голыши. На той стороне стоял и пил огромный олень с густой косматой гривой и могучими рогами, очень старый, судя по количеству отростков. А шкура у него была белая. У Пипа захватило дыхание: он достаточно долго прожил в лесах, чтобы знать, какая это редкость. Малышом он слышал, как дровосеки говорили, что белого оленя видят только раз в сто лет; белый олень предвещает время больших перемен.
– Отец Леса, – прошептал мальчик. Кобольды притихли.
– Волчий зуб, ты только посмотри! – выдохнул Всадник, потянувшись к луку. – Шкура белого оленя! Да еще рога!
Пип в страхе взглянул на него. Не может же охотник убить белого оленя, стража леса! Ни за что!
– Нет, нет, – закричал мальчик как сумасшедший, пытаясь спугнуть оленя. – Уходи отсюда! Беги!
Кобольды залопотали. Уши у оленя тут же дрогнули, на мгновение он посмотрел на них, а потом бросился бежать, и из-под изящных задних ног полетели брызги воды. Всадник пустил стрелу, и в тот самый миг, когда олень почти уже скрылся за старой ольхой, она вонзилась ему в ногу над коленом.
Палец прыгнул в реку и, борясь с течением, попытался догнать ускользнувшую добычу.
Всадник выругался, взглянул на свой лук так, будто в промахе виновато оружие, а потом посмотрел на Пипа.
– Проклятый мальчишка, вечно ты лезешь под руку! Охотник резко дернул цепь. Ошейник врезался в кожу, и мальчик, потеряв равновесие, упал на колени. Тогда Всадник подскочил и яростно пнул его в живот.
– Оставь парня! – крикнул Брок, попытавшись оттолкнуть кеолотианца, но веревка его не пустила. Всадник ударил Брока в лицо. Тот упал, сплевывая кровь.
– Оставить парня, говоришь? А ты такой особенный, что ужинать сегодня не хочешь? Олень бы нам ой как пригодился!
– Лучше умереть, чем есть мясо священного оленя, – тихо сказал Пип и склонился над Броком, чтобы помочь ему подняться.
Всадник обмотал цепь вокруг кулака и ударом ноги сбил мальчика на землю. Боли Пип не боялся. В детстве ему пришлось перетерпеть немало ушибов и порезов, а потом, в стычках с другими мальчишками в крепости – еще больше. Решив доказать свою силу, он научился подавлять боль, чтобы дольше, крепче и отважнее драться. Подумаешь – пинок в живот!
Он поднял голову и посмотрел себе на руки. Кожу пятнали капли крови – ободрался об острые камни. Пип холодно посмотрел на Всадника и улыбнулся, медленно-медленно.
– Если ты ранил белого оленя, расплачиваться придется твоей душе.
Бородатый кеолотианец захохотал.
– Ну, этим ты меня не напугаешь. Я человек цивилизованный, держусь Новой Веры. Божье всепрощение защитит меня от предрассудков.
К тому времени, как вернулся Палец, Брок уже стоял на ногах. Пип с облегчением увидел на лице у охотника раздосадованное выражение.
– Убежал, как сквозь землю провалился, – сказал тот. Над глазом у него была глубокая царапина.
– Что у тебя с лицом? – спросил Всадник без всякого сочувствия.
Пип подошел к берегу и опустил в быстрый ручей руки с саднящими царапинами. Ледяная вода, бежавшая со снежных вершин, заглушила боль.
– Веткой падуба хлестнуло, – сплюнул Палец. – Будто нарочно.
Пип посмотрел на него, пытаясь не улыбаться. Лес был живой, как огонь, – им управлял собственный дух.
Сердитый Всадник повел отряд быстрым шагом на север вдоль русла Белоструя, туда, где тот сливался с Лешей. Броку было трудно идти с такой скоростью, по лицу у старого солдата тек густой пот, хоть в лесу и стоял крепкий морозец. Пип беспокоился о нем; кроме того, его тревожило, что земля под ногами сделалась твердой как камень, и следов на ней не оставалось.
– Если так дело дальше пойдет, мастеру Спару нас ни в жизнь не отыскать, – тихо пожаловался мальчик Броку. – Если он нас за два дня не нашел…
Брок долго молчал, глубоко вздыхая и будто соглашаясь с Пипом. Затем, облизнув губу – она треснула и кровоточила, – произнес:
– Надо оставить какой-нибудь знак, что мы тут проходили.
Он поковырял каблуком землю, но без толку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128