Он говорипл с живым огоньком в глазах, иногда делал паузу, чтобы найти более точное выражение, и в это время егл глаза быстро бросались в сторону. Он не просто болтал, он задумывался, соображал, но все это выходило у него без натуги и очень симпатично. Главным образом он говорил о значении образования, о том, какие пути лежат перед молодым человеком в Союзе, какое достоинство заключается в том, чтобы идти по этим путям, как растет личность человека в учебной работе. Он думал сейчас об Игоре Чернявине, и ни о ком другом. Он уважал Игоря Чернявина и с особым удовольствием высказывал это уважение. И именно поэтому Игорь не захотел покончить с ним разговор как-нибудь формально, хотелось и самому с такой же искренностью и честным вниманием отнестись к собеседнику. И Игорь сказал:— Николай Иванович! Я не привык работать. Я никогда не работал.Николай Иванович спокойно улыбнулся:— Да, это может быть. Вы еще так мало жили, и привычек у вас мало.— А если не привыкну?Николай Иванович скрестил на животе пальцы и добродушно рассмеялся:— Почему же? Это такая приятная привычка.— Приятная?— А как же? Очень приятная. Я вот работаю сорок лет, и знаете, мне до сих пор нравится.— Ну да, так вы учитель!— О, пожалуйста! Если вы хотите быть учителем, это очень хорошо. Но многие думают, что труд учителя самый неприятный. Это, конечно, чепуха. Всякий труд очень приятная вещь. Вот вы увидите.— Попробую, — сказал Игорь и снова поднялся.— Попробуйте. Вам здесь помогут. У нас хорошие ребята.— Спасибо, Николай Иванович.— Все-таки, когда вы можете начать подготовку?— С первого июня?— Хорошо. Давайте с первого июня. Я вас запишу.Игорь поклонился Николаю Ивановичу. Николай Иванович радушно, внимательно ему ответил. Володи Бегунка здесь не было, и некому было скалить зубы по поводу обычной вежливости двух воспитанных людей.Игорь шел по двору и беспомощно оглядывался. Ему захотелось, до зарезу хотелось встретить что-нибудь такое, что его возмутило бы, вызвало бы злобу, протест, или хотя бы такое, над чем подмывало бы пошутить. Нельзя же в самом деле: с утра, с самого утра он был предоставлен самому себе, а против него стояла непонятная, уверенная и вежливая сила. В пять часов он будет принят бригадой. Неужели и бригада с таким же спокойствием будет его обрабатывать?
18. РАЗГОВОР, НЕ ДЛЯ ВСЕХ ПРИЯТНЫЙ В пять часов в «тихий» клуб пришел Воленко в сопровождении высокого массивного юноши с лицом чрезвычайно добродушным, какие бывают только у очень мягких, покладистых людей.Воленко сказал:— Товарищ Чернявин! Это твой бригадир Нестеренко.Только теперь Воленко позволил себе некоторую шутливость тона и движения. Он немного иронически повел рукой и взглядом:— Сдаю его в полном порядке: остриженный, чистый и вполне оборудованный. Спецовка вот лежит. Парадный костюм заказан. Пожалуйста!Видимо, Воленко надоело уже возиться с Чернявиным, и он с облегчением передавал новичка бригадиру. Бригадир, понимая это, с такой же сдержанной игрой склонился перед дежурным:— Очень благодарен, товарищ дежурный. Вы понимаете, следующий раз и я вам приготовлю.Воленко отдал салют и удалился.В этой церемонии, торжественной и чуть-чуит шутливой, Игорь почувствовал большую теплоту. Не вызывало сомнений, что Воленкол и Нестеренко были очень дружны между собой, а сейчас в шутливых, чуть-чуть церемонных поклонах они что-то играючи подчеркивали. Нестеренко в этой игре вовсе не казался уже таким добродушным. У него был симпатичный голос, мягкого баритонного оттенка, но слышно было, что этим голосом он умеет владеть. В его обращении был небольшой привкус замедленного, украинского юмора. Но ту выправку, какая была у Воленко, Игорь заметил и у Нестеренко.Впрочем, как только ушел Воленко, Нестеренко оставил всякую игру.— Ты назначен в восьмую бригаду. Бригада сейчас в сборе. Пойдем.Он направился к двери. Игорь остановил его:— Товарищ бригадир!— Что такое?Игорь взял в руки свою спецовку, так же, как и во дворе, беспомощно оглянулся на окна, не вытерпел, растянул в улыбку свой ехидный рот:— Товарищ бригадир, вы учитесь?— В школе?— Да, в школе учитесь?— Во-первых, учусь в десятом классе. А во-вторых, не называй меня на вы, товарищем бригадиром. Это у нас не нужно. Меня зовут Васей.— Разве? А я слышал, как обращаются к Воленко: товарищ дежурный бригадир!— Это другое дело. Дежурный бригадир — у нас большая власть. Он ведет день. Если он в повязке, с ним без салюта нельзя разговаривать.— А зачем это нужно?— Видишь ли? Вот с тобой сколько он сегодня повозился? Ты заметил? Сколько у него дела! Если каждый будет с ним рассусоливать, так он ничего не успеет. А кроме того… какие же могут быть споры с дежурным?— А с тобой можно спорить?Нестеренко пожал плечами:— Со мной, конечно, можно. Только у нас это не в моде.— К тебе не нужно с салютом?— Иногда нужно. Потом узнаешь. Идем, бригада ждет.Они прошли мимо часового (стоял уже другой) и поднялись по лестнице между цветов. На втором этаже проходил такой же светлый коридор, только здесь на полу был не кафель, а паркет, он так же блестел, как и в «тихом» клубе. Они остановились у двери, на табличке которой было написано:8-я бригадаНестеренко взялся за ручку двери, но раньше, чем открыть ее, он обьяснил:— У нас две спальни по восемь человек. Вторая спальня рядом.Спальня была большая. В ней стояло восемь кроватей, красивых, окрашенных розовато-желтой краской. На кроватях лежали одеяла вишневого цвета. Все постели находились в идеальном порядке. На кроватях никто не сидел, никто даже не стоял рядом. Больше десятка мальчиков собралось вокруг большого стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25