Когда клиент подошел, Ваня уже набирал мазь на одну из щеток…— Э, нет. Ты раньше пыль убери.Ваня приступил к работе. Рыжиков уселся повыше на том же крыльце и молча рассматривал улицу.— Сколько тебе?— Десять копеек.— А сдача у тебя есть? С пятнадцати?Ваня полез в карман. У него оказалось только четыре гривенника.— Не рассчитаемся так. Ну, бог с тобой, бери лишний пятак, — сказал клиент.Не успел клиент отойти, подошла девушка, попросила почистить туфли, потом — красноармеец. Красноармеецц спросил:— Сколько будет стоить, если вот сапоги?Перед красноармейцем Ваня оробел. Он еще ни разу не чистил сапоги красноармейцам и не знал, сколько это стоит. Ваня поперхнулся.— Де… десять копеек.— Вот еще дурак, — прошептал Рыжиков, но красноармеец обрадовался, поставил ногу на подставку:— Дешево берешь, малыш, дешево. У нас везде за сапоги двадцать копеек.Ваня забыл спросить «вам черной?» Работал он сильно, действовал глазами, бровями и даже языком. Быстро чистить двумя щетками он еще не умел, одна щетка вырвалась у негог из рук и далеко отлетела. Рыжиков громко захохотал, но щетки не поднял. Ваня сам, кряхтя, поднялся и побежал за щеткойй.Красноармеец дал Ване гривенник и сказал:— Молодец. Дешево почистил, и блестит хорошо.Он ушел, поглядывая на сапоги. У Вани заболели руки и спина. Опершись на локти, Ваня молча рассматривал улицу.Дома на улице все были одинаковые, кирпичные, запыленные, двухэтажные. Между ними короткие заборы, а в заборах ворота. Почти у всех ворот стояли скамейки, на скамейках сидели люди и грызли семечки. Ваня вспомнил, что завтра воскресенье. По кирпичным тротуарам проходили люди по двое, по трое и разговаривали негромко.Сзади открылась дверь, и скрипучий, неприятный голос спросил:— А вам чего здесь нужно? Беспризорные?Ваяня вскочил и оглянулся. Лениво поднялся и Рыжиков. В открытых дверях стоял человек высокий, худой, с седыми усами:— Беспризорные?— Нет, не беспризорные.— Чистильщик? Ага? А резиновые набойки у тебя есть?В ящике у Вани было только две щетки и две банки черной мази. Ваня развел руками:— Резиновых набоек нет!— Хо! Чистильщик! Какой ты чистильщик! Ну, допустим! А этот чего?Рыжиков недовольно отвернулся.— Чего ты здесь? Ночи ожидаешь?Рыжиков прохрипел еще более недовольно:— Да никакой ночи… Вот… знакомого встретил.— А… знакомого!Старик запер дверь на ключ, спустился по ступенькам. Ткнул узловатым пальцем:— Ты — марш отсюда. Вижу, какой знакомый.— Да я сейчас пойду. Что, и на улице нельзя остановиться? Ты, что ли такие порядки выдумал? — Рыжиков чувствовал свою юридическую правоту, поэтому обижался все больше и больше.Старик усмехнулся:— Плохие здесь порядки, иди туда, где хорошие порядки. Я вот только в лавочку. Пока вернусь, чтоб тебя тут не было.Он отправился по улице. Рыжиков проводил его обиженными глазами и, снова усаживаясь на крыльце, прогудел почти со слезами:— Придирается! «Ночи ожидаешь»!К ним подошел молодой человек и радостным голосом воскликнул:— Какой прогресс! На нашей улице чистильщик! Да какой симпатичный! Здравствуй!— Вам черной? — спросил Ваня.— Черной! Ты всегда здесь будешь чистить?Набирая мазь. Ваня серьезно повел плечами и сказал с небольшим затруднением:— Всегда.Этот клиент не спросил, сколько нужно платить, а без всяких разговоров протянул Ване пятнадцать копеек.— Так сдачи нет.— Ничего, ничего, я всегда буду платить тебе пятнадцать копеек. Мне только надо побыстрее.Ваня опустил деньги в карман и снова начал рассматривать улцицу. Приближался вечер, от этого на улице стало как будто чище. Ваню очень интересовал трамвай. Он много слышал об этой штуке, но никогда ее не видел, и теперь ему хотелось залезть в вагон и куда-нибудь поехать. Настроение у него было хорошее. В душе разгоралась маленькая гордость: все проходят и видят, что на крыльце сидит Ваня и может почистить ботинки.Рыжиков сказал:— Ваня, знаешь что? Ты мне дай пятнадцать копеек, ладно? А я тебе завтра отдам.— А где возьмешь?— Это я уже знаю, где возьму. Надо пойти пошамать.Ваня вдруг почувствовал голод. Еще утром они сьели на платформе остатки вчерашнего ужина.— Пятдесят копеек? А у меня есть сколько? У меня есть девяносто копеек. А, я и забыл про те деньги!— Какие «те»?— Игорь дал… бабушкины.Вася развернул бумажку, посмотрел на нее грустно и спрятал обратно.— Так дай пятьдесят копеек. Видал, сколько у тебя денег!— Те нельзя, — сказал Ваня и дал ему сорок пять копеек, поделив пополам имевшуюся наличность.Рыжиков взял деньги:— А иночевать… я приду.Ваня с тоской вспомнил: нужно еще ночевать. Почему-то мысль об этой необходимости до сих пор ему не приходила в голову. Он даже растерялся:— А где ночевать?— Найдем. Здесь на вокзале не позволяют.Рыжкиков деловой походкой направился вдоль по улице. Ваня снова опустился на ступеньки и загрустил. Солнце зашло за дома. Мимо Вани проходили люди, и никто не смотрел на него. На противоположном тротуаре шумела стайка детей, голос балованногй девочки сказал громко:— А вон сидит маленький чистильщик.Еще одна девочка загляделась на Ваню, но потом кто-то ее дернул, она засмеялась и побежала к калитке. Голос взрослой женщины сказал:— Варя, твой суп простынет. Я тебе вторый раз говорю.И балованная девочка запела:— Первый, первый, первый!Ваня подпер голову кулаком и посмотрел в другую сторону улицы. По ней возвращался усатый хозяин.— Сидишь? — сказал он. — А тот где?— Ушел, — ответидл Ваня.— Да и тебе пора домой, никто больше чистить не будет. Только ты мне завтра резиновые набойки принеси.Ваня спросил:— А далеко отсюда лавочка?— А тебе зачем? Покупать что будешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25