.. В нашей церкви
служба по случаю праздника Св. Троицы. На коврике
с правой стороны, подле стула склонилась милая
головка мамы... Она, в своем сереньком простом оче-
сковом <параде>, с большим букетом белой сирени
в руках, казалась мне такой нарядной, молодой и
красивой. Рядом Вася, в новой красной канаусовой
рубашечке и бархатных штанишках навыпуск, с
нетерпением ожидал причастия... Я, Люда, в скром-
ном и изящном белом платьице маминой работы, с
тщательно расчесанными кудрями... Невдалеке Гап-
ка, обильно напомаженная коровьим маслом, в ярком
розовом ситце... Сзади нас старушка-няня, кряхтя и
вздыхая, отбивает поклоны... А в открытые окна про-
сятся развесистые яблони, словно невесты, разукра-
шенные белыми цветами... Тонкий и острый аромат
черемухи наполняет церковь...
Наш деревенский старичок-священник - мой ду-
ховник и законоучитель, - еле внятно произносив-
ший шамкающим ртом молитвы, и несложный при-
чет, состоящий из сторожа, дьячка и двух семина-
ристов в летнее время, племянников о. Василия, тя-
нущих в нос, - все это резко отличалось от пышной
обстановки институтского храма.
Здесь, в институте, не то... Пожилой, невысокий
священник с кротким и болезненным лицом - кумир
целого института за чисто отеческое отношение к де-
вочкам - служит особенно выразительно и торжест-
венно. Сочные молодые голоса <старших> звучат кра-
сиво и стройно под высокими сводами церкви.
Но странное дело... Там, в убогой деревенской
церкви, забившись в темный уголок, я молилась го-
рячо, забывая весь окружающий мир... Здесь, в кра-
сивом институтском храме, молитва стыла, как го-
ворится, на губах, и вся я замирала от этих дивных,
казалось мне тогда, голосов, этой величавой торже-
ственной службы...
Около меня все та же неизменная Нина, подняв
на ближайший образ Спаса свои черные глазки, го-
рячо молилась...
Я невольно поддалась ее примеру, и вдруг меня са-
мое внезапно охватило то давно мне знакомое рели-
гиозное чувство, от которого глаза мои наполнились
слезами, а сердце билось усиленным темпом.
Я очнулась, когда соседка слева, Надя Федорова,
толкнула меня под локоть.
Мы с Ниной поднялись с колен и посмотрели друг
на друга сияющими сквозь радостные слезы глазами.
- О чем ты молилась. Галочка? - спросила она
меня, и просветленное личико ее улыбалось.
- Я, право, не знаю, как-то вдруг меня захватило
и понесло, - смущенно ответила я.
- Да, и меня тоже...
И мы тут же неожиданно крепко поцеловались.
Это был первый поцелуй со времени нашего знаком-
ства...
Придя в класс, усталые девочки расположились
на своих скамейках.
Я вынула бумагу и конверт из <тируара> и стала
писать маме. Торопливые, неровные строки говорили
о моей новой жизни, институте, подругах, о Нине.
Потом маленькое сердечко Люды не вытерпело, и я
вылилась в этом письме на дальную родину вся без
изъятия, такая, как я была, - порывистая, горячая
и податливая на ласку... Я осыпала мою маму самыми
нежными названиями, на которые так щедра наша
чудная Украина: <серденько мое>, <ясочка>, <гарнац i
мамуся> писала я и обливала мое письмо слезами
умиления. Испещрив четыре страницы неровным дет-
ским почерком, я, раньше нежели запечатать письмо, ,
понесла его, как это требовалось институтскими
уставами, м-ль Арно, торжественно восседавшей на
кафедре. Пока классная дама пробегала вооружен-
ными пенсне глазами мои самим сердцем диктован-
ные строки, я замирала от ожидания - увидеть ее
прослезившейся и растроганной, но каково же было
мое изумление, когда <синявка>, окончив письмо,
бросила его небрежным движением на середину ка- .
федры со словами:
- И вы думаете, что вашей маман доставит удо- .
вольствие читать эти безграмотные каракули? Я под-
черкну вам синим карандашом ошибки, постарайтесь .
их запомнить. И потом, что за нелепые названия даете
вы вашей маме?.. Непочтительно и неделикатно. Ду-
ша моя, вы напишете другое письмо и принесете
мне.
Это была первая глубокая обида, нанесенная дет-
скому сердечному порыву... Я еле сдержалась от
подступивших к горлу рыданий и пошла на место.
Нина, слышавшая все происшедшее, вся измени-
лась в лице.
- Злюка! - коротко и резко бросила она почти
вслух, указывая взглядом на м-ль Арно.
Я замерла от страха за свою подругу. Но та, ни-
сколько не смущаясь, продолжала:
- Ты не горюй. Галочка, напиши другое письмо
и отдай ей... - И совсем тихо добавила: - А это мы
все-таки пошлем завтра... К Ирочке придут родные,
и они опустят письмо. Я всегда так делала. Не говори
только нашим, а то Крошка наябедничает Пугачу.
Я повеселела и, приписав, по совету княжны, на
прежнем письме о случившемся только что эпизоде,
написала новое, почтительное и холодное, которое бы-
ло благосклонно принято м-ль Арно.
ГЛАВА VIII
ПРИЕМ. СИЛЮЛЬКИ. ЧЕРНАЯ МОНАХИНЯ
Утро воскресенья было солнечное и ясное. Открыв
заспанные глаза и увидя приветливое солнышко, я не-
вольно вспомнила другое такое утро, когда, глубоко
потрясенная предстоящей разлукой, я садилась в де-
ревенскую линейку между мамой и Васей...
Сладко потягиваясь, ётала я одеваться. Некоторые
из девочек встали <до звонка>, будившего нас в вос-
кресные и праздничные дни на полчаса позже.
Крошка и Маня Иванова - две неразлучные под-
руги - чинно прохаживались по среднему переулку,
т. е. по пространству между двумя рядами кроватей,
и о чем-то шептались.
Обездевочки туго заплели волосы на ночь в мелкие
косички и в чистых передниках, тщательно причесан-
ные, выглядели очень празднично. Подле меня, широ-
ко раскинувшись на постелит безмятежно спала моя
Нина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63