В современной постклассической науке
у случайности совсем другой статус: случайность переносится в сердце-
вину любого процесса, делая его нелинейным, неоднозначным и потому
в существенных моментах непредсказуемым. Современное общество,
лишенное традиционных подпорок в лице сословных перегородок и тра-
диций, представляет собой мир неравновесных состояний, не имеющий
устойчивой колеи; поэтому инициируя те или иные изменения, рефор-
матор не может довольствоваться наивно оптимистической установкой
("процесс пошел"); он должен знать о подстерегающем всюду хаосе.
Собственно, предостережение по поводу склонной к волюнтаризму
"прометеевой воли" можно обосновать не только на материале совре-
менной постклассической науки, но и на материале постклассической
культуры. Постклассическая культура осуществляет решительную пере-
группировку вечных архетипов мышления.
В отличие от модернистской культуры, актуализирующей в массо-
вом сознании миф удачливого героя, похищающего добычу (конька-
горбунка, царевну, царство), постмодернистская культура актуализирует
миф о наказанной гордыне или наказанном нетерпении.
Первый подпитывает "субъект-объектную" парадигму преобразующе-
го разума, в рамках которой прогресс персонифицируется деятельным и
напористым субъектом (например, классом-гегемоном, партией-
авангардом), а "отживший мир" третируется как "объект" его воли.
Второй образует социокультурную подпитку иной, алармистской па-
радигмы, где субъекты выступают как не ведающие последствий своего
активизма разрушители мира и в конечном счете - самих себя. Эта ус-
тановка на семиотический анализ политического действия, характерная
для философии постструктурализма, подхвачена и у нас рядом полито-
логов. В частности, автор этих строк попытался приложить к анализу
современных политических процессов архетипическую триаду ЖДюме-
зиля, касающуюся древнего индоевропейского общества (жрецы -
воины - пахари), и раскрыть присутствие архетшшческого импульса
251
воина - перераспределителя богатств в деятельности современных поли- j
тиков, обещающих своим избирателям богатую "добычу" в случае под-j
держки1. В.Цымбурский анализирует "поэтику политики" путем выяв-i
ления ее архетипических социокультурных подтекстов, опираясь при!
этом на семиотические исследования Берка, Фрая, Уайта.
Берк, в частности, вычленяет другую архетипическую триаду:
"претендент - обладатель - объект". Архетшшческие триады становятся
далеко не всегда осознанной, но устойчивой темой культурного творче-
ства - индивидуального и коллективного. В.Цымбурский находит эту
триаду в маленьких трагедиях Пушкина, в частности, в "Скупом рыца-
ре", где претендент - это Альберт, обладатель - Барон, а объект - золо-
то. "Сюжет "крушение скупца" комедиен по-мольеровски.., если в мо-
лодых претендентах на его добро видеть самостоятельных деятелей, ак-
тивное, победительное начало мира, а в сокрушенном старике - пассив-
ную и обреченную сторону того же мира, отступающего перед натиском
молодой жизни. Но такие сюжеты трагедийны, если видеть в разру-
шающемся существе целый гибнущий космос... например, если, излагая
политическую ситуацию в России начала XX в., представлять враждую-
щие политические силы, от октябристов до большевиков, ? качестве
шакалов, присутствующих при агонии внутренне надломленной импер-
ской государственности"2.
Легко увидеть, что заключенные в архетипической триаде мифа аль-
тернативные развязки соотносимы с образами классической и постклас-
сической науки: лапласовской и стохастической Вселенной. В первом
случае "претендент" воплощает неодолимую поступь прогресса, гаран-
тированную "непреклонными историческими закономерностями". Его
активизм изначально продуктивен, ибо интегрирован в одновариашную
логику лапласовской Вселенной, не знающую необратимых потерь. Во
втором же случае претендент, сам того не ведая, срывает мир со ста-
ционарной орбиты и развязывает силы, заведомо ему не подвластные. В
этой перспективе мир рассматривается "как возникший из хаоса благо-
даря уникальному стечению случайностей и тяготеющий слиться с хао-
сом, однако удерживаемый от диссипации напряжением консервативных
1 Панарин А.С. Революционные кочевники и цивилизованные предпринима-
тели // Вестник РАН. 1991. № 9-10.
2 Цымбурский В. Метаистория и теория трагедии: к поэтике политики //
Общественные науки и современность. 1993. № 6. С. 150.
252
сил, обуздывающих эту гибельную тягу. Такова, по существу, логика
крупнейших консерваторов, от КЛеонтьева до А.Зиновьева"1.
Надо сказать, что в течение весьма короткого времени - с конца
80-х годов - наше восприятие развернувшихся в России реформацион-
ных процессов успело перестроиться с оптимистического субъект-
объектного видения, когда субъект выступает как закономерный
"претендент" на дары движущейся в заранее заданном направлении ис-
тории (например, в сторону рыночной экономики, демократии, правово-
го государства, изначально заложенных в "программу" мирового разви-
тия), на совсем иное видение. Здесь "претенденты" выступают не в роли
героев прогресса - воплотителей объективно заданной программы, а в
роли слепцов, неосторожно разбудивших силы хаоса. В стохастическом
мире у политического актора достанет силы нарушить хрупкое равнове-
сие общества, цивилизации - и в этом смысле он остается субъектом
реального действия, но у него нет никаких гарантий в отношении воз-
можных последствий, ибо в таком мире сколько-нибудь однозначного
соответствия между прошлым и будущим состояниями нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186