Итак, нам необходимо учитывать диалектику внутренней и внешней
власти: чем меньше мы способны обуздывать свои стихии самостоя-
тельно, изнутри, тем ближе для нас перспектива внешнего обуздания и
подавления. Причем это касается не только людей, но и целых народов.
Если гражданское состояние у народа превращается в хаос, в войну
всех против всех, закономерно оживают массовые чаяния "сильной вла-
сти", "твердой руки". Неслучайно, как свидетельствует исторический
опыт, столь близкими во временной перспективе оказываются стихия
языческого бунта и обруч диктатуры, ее сковывающий. В этом смысле
тоталитаризм выступает как решение, альтернативное философии миро-
вых религий. Там, где не действует принцип совести - самообуздания
внешних и внутренних стихий, - там появляется его замещение в виде
тотального внешнего контроля. Тоталитаризм в XX в. выступает как
судьба деятельных и амбициозных народов, энергетика которых пере-
стала регулироваться изнутри, со стороны религии и совести, и потому
перешла в сферу жесткого внешнего регулирования. Мы видим, как и
сегодня, после краха тоталитарного режима, "беспредел" различного
рода языческого бесовства, не знающего внутренних ограничений (ни в
казнокрадстве и коррупции, ни в сепаратистских и националистических
амбициях, ни в разгуле преступности), снова искушает и провоцирует
демонологию тоталитаризма.
Современная философия власти должна постоянно иметь в виду две
альтернативы, за которыми стоят имена Ницше, с одной стороны, Дос-
тоевского - с другой. Первая альтернатива - это ницшеанский
"сверхчеловек". "Что есть счастье? Чувство растущей власти, чувство
преодолеваемого противодействия, не удовлетворенность, но стремление
к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способ-
ностей (добродетель в стиле Ренессанса, добродетель, свободная от мо-
рали)... Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко всем
неудачникам и слабым - христианство"1.
1 Ницше Ф. Соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 633.
17
У Ницше - языческая эстетизация власти. Этот проницательный ана-
литик и пророк нигилизма разбирался в человеческих помыслах. Он
знал, что власть не только средство, что она может стать и в опреде-
ленных условиях непременно становится самоцелью, высшей страстью
человека, средоточием его помыслов.
Дело в том, что наряду с прагматической перспективой, сосредото-
ченной на проблемах благополучия, душой человека владеет и другая
перспектива, относящаяся к его "другому измерению". Эта перспектива
внерациональна, здесь Добро и Зло несоизмеримы с требованиями лич-
ной пользы. Человека тянет то "влево", к люциферовым искушениям,
то, в борьбе с ними, в просветлении, к покаянию и святости, которые в
полноте своей для него недостижимы. Словом, менее всего к человеку
применима линейная перспектива, в которой пытались увидеть и рас-
крыть его наследники века Просвещения. Аналогичным образом они
пытались изобразить и власть — как механику достижения рационально
сформулированных целей, как способ удовлетворения "разумного эго-
изма" (к которому относится и марксистский "материальный интерес").
Но кроме этой механики у власти существуют иные, глубинные под-
тексты. В ней сильно иррациональное начало, начало страсти. И в этом
смысле она для многих самоценна. В самоисповедании Печорина у
М.ЮЛермонтова есть поразительное откровение чувства власти:
"Возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли
первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь
причиною страданий и радостей, не имея на то никакого
положительного права, -не самая ли это сладкая пища
нашей гордости?"1 (разрядка авт. - А.П.).
Традиционная критика видела здесь исповедь русского "лишнего че-
ловека". Думается, что Лермонтов предвосхищает иной мотив в культу-
ре - мотив ницшеанского "сверхчеловека". Как оказалось, "лишний
человек" может перевернуть перспективу: вместо чувства вины и не-
полноценности из-за своей отъединенности от общества, его морали и
традиции, он может вооружиться идеологией превосходства над окру-
жающими, идеологией "нового человека", миссия которого - безжало-
стно переворошить и переделать этот мир "жалких людишек". Вот тогда
его ненасытное чувство власти ему пригодится и получит рациональное
оправдание: ведь для переделки мира, для принудительного осчастлив-
ливания людей, по глупости и ничтожеству ими отвергнутому, нужна
огромная, быть может, невиданная в истории власть.
Так может быть интерпретирована прерванная ранней гибелью Лер-
монтова линия в русской пророческой культуре - линия, ведущая к
образу великого инквизитора Достоевского.
1 Лермонтов М.Ю. Соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 540.
18
Разве большевики - эта вечная "партия меньшинства" - не выступи-
ли в роли великих инквизиторов в России? Разве не их словами говорит
тот персонаж у Достоевского? "Мы исправили подвиг твой (Христа,
подарившего человеку автономию духа - свободу. - А.П.) и основали
его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь
повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар,
принесший им столько муки... Ты бы мог еще и тогда взять меч кесаря.
Ты восполнил бы все, чего ищет человек на земле, то есть: перед кем
преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться на-
конец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потреб-
ность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей...
Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с
нашего позволения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186