Чувство нравственной
бодрости, духовной крепости, которое Преподобный Сергий вдохнул в русское
общество, еще живее и полнее воспринималось русским монашеством. В жизни русских
монастырей со времени Сергия начался замечательный перелом: заметно оживилось
стремление к иночеству. В бедственный первый век ига это стремление было очень
слабо: в сто лет 1240-1340 г. г. возникло всего каких-нибудь десятка три новых
монастырей. Зато в следующее столетие 1340-1444 гг., когда Русь начала отдыхать
от внешних бедствий и приходить в себя, из куликовского поколения и го ближайших
потомков вышли основатели до 150 новых монастырей. Таким образом древнерусское
монашество было точным показателем нравственного состояния своего мирского
общества: стремление покидать мир усиливалось не оттого, что в миру скоплялись
бедствия, а по мере того, как в нем возвышались нравственные силы. Это значит,
что русское монашество было отречением от мира во имя идеалов, ему непосильных,
а не отрицанием мира во имя начал, ему враждебных. Впрочем, исторические факты
здесь говорят не более того, что подсказывает самая идея православного
иночества. Эта связь русского монастыря с миром обнаружилась и в другом признаке
перелома, в перемене самого направления монастырской жизни со времени
Преподобного Сергия. До половины XIV века почти все монастыри на Руси возникали
в городах или под их стенами; с этого времени решительный численный перевес
получают монастыри, возникавшие вдали от городов, в лесной глухой пустыне,
ждавшей топора и сохи. Так к основной цели монашества, в борьбе с недостатками
духовной природы человека, присоединилась новая борьба с неудобствами внешней
природы; лучше сказать, эта вторая цель стала новым средством для достижения
первой.
Преподобный Сергий со своею обителью своими учениками был образцом и
начинателем в этом оживлении монастырской жизни, "начальником и учителем всем
монастырем, иже в Руси", как называет его летописец. Колония Сергиевской
обители, монастыри, основанные учениками Преподобного или учениками его
учеников, считались десятками, составляли почти четвертую часть всего числа
новых монастырей во втором веке татарского ига, и почти все эти колонии были
пустынные монастыри подобно своей митрополии. Но, убегая от соблазнов мира,
основатели этих монастырей служили его насущным нуждам. До половины XIV века
масса русского населения, сбитая врагами в междуречье Оки и верхней Волги, робко
жалась здесь по немногим расчищенным среди леса и болот полосам удобной земли.
Татары и Литва запирали выход из этого треугольника на запад, юг и юго-восток.
Оставался открытым путь на север и северо-восток за Волгу; но то был глухой
непроходимый край, кой-где занятый дикарями финнами; русскому крестьянину с
семьей и бедными пожитками страшно было пуститься в эти бездорожные дебри.
"Много было тогда некрещеных людей за Волгой", т. е. мало крещенных, говорит
старая летопись. одного заволжского монастыря о временах до Сергия.
Монах-пустынник и пошел туда смелым разведчиком. Огромное большинство новых
монастырей с половины 14 до конца 15 века возникло среди лесов костромского,
ярославского и вологодского заволжья: этот волжско-двинский водораздел стал
северной Фиваидой православного Востока. Старинные памятники истории Русской
церкви рассказывают, сколько силы духа проявлено было русским монашеством в этом
мирном завоевании финского языческого Заволжья для христианской Церкви и русской
народности. Многочисленные лесные монастыри становились здесь опорными пунктами
крестьянской колонизации: монастырь служил для переселенца-хлебопашца и
хозяйственным руководителем, и ссудной кассой, и приходской церковью, и,
наконец, приютом под старость. Вокруг монастырей оседало бродячее население, как
корнями деревьев сцепляется зыбучая песчаная почва. Ради спасения души монах
бежал из мира в заволжский лес, а мирянин цеплялся за него и с его помощью
заводил в этом лесу новый русский мир. Так создавалась верхне-волжская
Великороссия дружными усилиями монаха и крестьянина, воспитанных духом, какой
вдохнул в русское общество Преподобный Сергий.
Напутствуемые благословением старца, шли борцы, одни на юг за Оку на
татар, другие на север за Волгу на борьбу с лесом и болотом."
СИЛЬНЫЕ ДУХОМ
I
"Говорят иногда, — пишет известный философ нашей эпохи Н. Лосский, — что
у русского народа женственная природа. Это неверно: русский народ, особенно
великорусская ветвь его, народ, создавший в суровых исторических условиях
великое государство, в высшей степени мужествен; но в нем особенно примечательно
сочетание мужественной природы с женственною мягкостью". (34)
Тяжела и трудна была жизнь русского человека всюду, и на севере, и на
юге, и в лесу, и в степи. Знаменитый исследователь древней Руси И. Забелин
пишет:
"Южный земледелец должен был жить всегда наготове для встречи врага, для
защиты своего пахотного поля и своей родной земли. Важнейшее зло для оседлой
жизни заключалось в том, что никак нельзя было прочертить сколько-нибудь точную
и безопасную границу от соседей-степняков. Эта граница ежеминутно перекатывалась
с места на место, как та степная растительность, которую так и называют Перекати
Полем. Нынче пришел кочевник и подогнал свои стада или раскинул свои палатки под
самый край пахотной нивы; завтра люди, собравшись с силами, прогнали его или
дарами и обещаниями давать подать удовлетворили его жадность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33