..
— У меня сударь, имя не русское, — заговорил вдруг Пестель с едва
заметною дрожью в голосе, — но в предназначение России я верю больше вашего.
Русскою правдою назвал я мою конституцию, понеже уповаю, что правда русская
некогда будет всесветною, и что примут ее все народы европейские, доселе
пребывающие в рабстве, хотя не столь явном, как наше, но, быть может, злейшем,
ибо неравенство имуществ есть рабство злейшее. Россия освободится первая. От
совершенного рабства к совершенной свободе — таков наш путь. Ничего не имея, мы
должны приобрести все, а иначе игра не стоит свеч...
— Браво, браво, Пестель! Хорошо сказано! Или все, или ничего! Да
здравствует Русская Правда! Да здравствует революция всесветная! — послышались
рукоплескания и возгласы.
Если бы он остановился вовремя, то увлек бы всех и победа была бы за ним.
Но его самого влекла беспощадная логика, посылка за посылкой, вывод за выводом,
— и остановиться он уже не мог. В ледяных кристаллах разгорался лунный огонь, —
совершенное равенство, тождество, единообразие в живых громадах человеческих.
— Равенство всех и каждого, наибольшее благоденствие наибольшего числа
людей, — такова цель устройства гражданского. Истина сия столь же ясна, как
всякая истина математическая, никакого доказательства не требующая и в самой
теореме всю ясность свою сохраняющая. А поелику из оного явствует, что есть
нетерпимое зловластье, уничтожению подлежащее. Да не содержит в себе новый
порядок ниже тени старого...
Математическое равенство как бритвой, брило до крови; как острый серп —
колосья, — срезывало, скашивало головы, чтоб подвести всех под общий уровень.
— Всякое различие состояний и званий прекращается; все титулы и самое имя
дворянина истребляется; купеческое и мещанское сословия упраздняются; все
народности от права отдельных племен отрекаются, и даже имена оных, кроме
единого, всероссийского, уничтожаются...
Все резче и резче режущие взмахи бритвы. "Уничтожается", "упраздняется" —
в словах этих слышался стук топора в гильотине. Но очарование логики,
исполинских ледяных кристаллов с лунным огнем, подобно было очарованию музыки.
Жутко и сладко, как в волшебном сне — в видении мира нездешнего, Града
грядущего, из драгоценных камней построенного Великим Планщиком вечности.
— Когда же все различия состояний, имуществ и племен уничтожатся, то
граждане по волостям распределятся, дабы существование, образование и управление
дать всему единообразное — и все во всем равны да будут совершенным равенством,
— заключил он общий план и перешел к подробностям.
Цензура печати строжайшая; тайная полиция со шпионами из людей непорочной
добродетели; свобода совести сомнительная: православная церковь объявлялась
господствующей, а два миллиона русских и польских евреев изгоняются из России,
дабы основать иудейское царство на берегах Малой Азии.
Слушатели как будто просыпались от очарованного сна; сначала
переглядывались молча; затем послышались насмешливые шепоты, и, наконец,
негодующие возгласы:
— Да это хуже Аракчеева!
— Военные поселения, а не республика!
— Мундир бы завести для всех россиян одинаковый, с двумя параллельными
шнурами в знак равенства!
— Не русская правда, а немецкая!
— Самодержавие злейшее!
А Пестель, ничего не видя и не слыша, продолжал говорить, как будто
наедине с собою."
"...— С одним не могу никак согласиться, — заключил Рылеев, — в
республике вашей смертная казнь уничтожается, а вам без нее не обойтись,
гильотина понадобится, да еще как: нам же первым головы срубите...
— Не гильотина, а пестелина! — крикнул Бестужев.
Одоевский закорчился и закашлялся от смеха так, что должен был выйти в
другую комнату".

II

Одно время Пестель был членом масонской ложи "Соединенных друзей".
Пестель уже на первом заседании во время чтения устава Союза Спасения питал
введение к нему, в котором описывалось "блаженство" республиканской Франции во
время управления Кровавого Комитета. Неудивительно, что очень скоро члены Союза
Спасения "поколение духовно близкое к тому, которое сделало французским
революцию" пришли к мысли о необходимости цареубийства.
Юный Пауль Пестель, саксонец по происхождению, учился в Пажеском корпусе.
Отец Пестеля был Сибирским Генерал-Губернатором, он прославился как
бесчеловечный тиран. Существует рассказ, будто Пушкин, за столом в присутствии
Пестеля наивно спросил его, "не родственник ли он Сибирского злодея".
Сын пошел в своего отца. Отец прославился как Сибирский злодей, сын как
злодей революционный. И из такого человека русская интеллигенция сотворила себе
кумира. А вот как характеризует Пестеля еврей М. Цейтлин:
"Павел Иванович Пестель был полной противоположностью Муравьева.
Казалось, что у него нет сердца, что им владеет только разум и логика".
Пестель был карьерист, любил ордена. Многие декабристы подозревали, что
Пестель хочет стать после переворота диктатором. И эти подозрения были верны.
"У Пестеля не было любви к свободе, — пишет Цейтлин, -он неохотно
допускал свободу печати и совсем не допускал никаких, даже открытых обществ. Им
владела идея равенства, осуществляемого всемогущим и деспотическим государством.
Государству отдавал он в руки все воспитание детей, его наделял огромной
властью. Разумеется такую власть оно могло осуществить с помощью сильной тайной
полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30