эта
противоположность даже гораздо острее и тревожнее, чем противоположность между
Толстым и Достоевским".
Между тоталитарной по своему мировоззрению интеллигенцией и
мировоззрением выдающихся представителей русского образованного общества, между
мировосприятием одних и других, лежит непроходимая пропасть: это были два мира,
обреченные на вечную борьбу, до уничтожения одного из них.
М. Цейтлин в статье "Восьмидесятые годы" ("Нов. Журнал", XIV) вспоминал
про редактора прогрессивного "Северного Вестника" А. Волынского "яркого и очень
необычного человека, критика, философа, эстета и немного пророка", который "мог
говорить часами, как одержимый, вдохновенно и самозабвенно. Говорят, что
случались с ним при этом ляпсусы: "Небо вверху", — возглашал он, предваряя
антитезу Мережковского, и при этом указывал на пол, и "небо внизу", — и он
возводил руки к потолку".
Философ, эстет и "немножко пророк" Волынский напоминает всю русскую
интеллигенцию, которая во все периоды своего существования, от Белинского и до
Ленина, тоже всегда ошибочно указывала, где находится земля, а где небо.
Лесков писал, однажды художнице Бем: "Лев Николаевич очень весел.
Рассказывает, как его дочери "пошили порток ребятам" и потом спрашивает: "хороши
ли портки?" А ребята отвечают: "Портки-то хороши, только в них никуда бечь
нельзя".
Так и члены Ордена Р. И. Пошили они для России "портки" по самым
наилучшим масонским выкройкам. И "портки" получились лучше некуда. Одна беда — в
них, как, и в штанах, пошитых дочерями Л. Толстого, России "никуда бечь нельзя".

* * *
"Я думаю, — пишет Н. Бердяев в статье "О смене поколений и о вечном
возвращении" ("Новый Град" № 5), — что коллективность мышления, коллективность
суждений, коллективность, совести — характерный признак той русской
интеллигенции, которая под старость и после потрясений революции готова признать
себя борцом за индивидуума против уничтожающего индивидуума коммунизма.
Индивидуальное, личное мышление свойственно только одним одиночкам, как К.
Леонтьеву или В. Розанову. Сейчас не любят философии, но это совсем не ново,
философию никогда не любили в широких кругах интеллигенции. Коллективное
общественное мнение русской интеллигенции было очень деспотическим. Черт общих с
коммунизмом было очень много. Интеллигенция очень походила на секту, довольно
нетерпимую, со своими коллективными. моральными и социальными догматами. От
этого интеллигентного коллектива легко отлучали за индивидуальные, личные
суждения и мысли. Коммунисты совсем не так оригинальны, как это кажется. Откуда
они взяли свой материализм, свою вражду к религии, к метафизике, к эстетике и
красоте, исключительно социальный характер своего миросозерцания, свое
исключительное поклонение наукам естественным и экономическим за счет наук
гуманитарных и философских, свою идеализацию трудящихся классов, рабочих и
крестьян, как единственных, настоящих людей, свою сектантскую нетерпимость? Все
это взято от Чернышевского, от старой интеллигенции. Но дети и внуки этой старой
интеллигенции, превратившиеся в отцов и дедов, враждующие с коммунизмом, сами
забыли свое прошлое, свои истоки. Если бы русский нигилизм и русские крайние
народнические направления в свое время могли осуществить свою программу,
реализовали бы ее в жизни, то, вероятно, получился бы строй и быт, мало отличный
от советского".

XII

Всякая попытка установить и вскрыть несомненно существовавшие тайные
связи между главарями политических и революционных движений, членами которых
были интеллигенты, и масонством, до революции всячески дискредитировалась и
объявлялась злостным вымыслом антисемитов и черносотенцев. Глухие признания о
существовании таких связей появились только после того, как черная мечта членов
Ордена была выполнена, — когда в 1917 году Царская Россия была убита участниками
масонско-интеллигентского заговора.
Русским историкам, решившим расшифровать связи между руководителями
Ордена Р. И. и русским и мировым масонством, придется проделать большие,
кропотливые исследования. Масонство умеет хранить и скрывать свои тайны. В
первой, из четырех опубликованных в еврейской газете "Новое Русское Слово"
статей "Масоны в русской политике" (см. № от 9 октября 1959 г.) видный
меньшевик, еврей Г. Арансон, подчеркивает особое уменье масонов хранить свои
секреты: "Существовала, — пишет он, — в России, может быть и немногочисленная,
но политически влиятельная организация, представители которой играли весьма
видную роль в переломные годы русской истории, — в 1915-1917 годах, в эпоху
Первой мировой войны, и Февральско-Мартовской революции. Особенностью этой
организации была, прежде всего, ее засекреченность, доходящая до того, что
спустя много десятилетий ни один из ее участников не разгласил ни тайны ее
состава, ни тайны ее деятельности".
Точно так же была засекречена и деятельность русских масонов и в
царствование Николая I, Александра II и Александра III, после запрещения
масонства Николаем I. Масоны в России, как и тайные масонские ложи были все
время. Вспомним, что писала в книге "Русское масонство" незадолго до Первой
мировой войны масонка Т. Соколовская: "Уголовные дела, возникавшие после
запрещения масонства, свидетельствуют о продолжавшейся масонской пропаганде"
(стр. 20).
Е. А. Масальская, сестра гениального русского филолога Шахматова, в своих
воспоминаниях "Повесть о моем брате А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83