И Яга, выпустив еще парочку молний в сторону двери, поспешила за котом, сжимавшим в лапах объемистый фолиант.А за кучей-малой из мага, людоеда и садомазохистки возникла готическая фигура князя Григория.— Лежим? Отдыхаем? — зло и ехидно осведомился он.— Да я их!.. — придушенно выкрикнул Каширский. — Пусть только с меня слезет эта..— Я вам не «эта»! — окрысилась Дама, — они меня раздели и хотели… Ай! Перестаньте кусаться! — взвизгнула она, обращаясь уже к Херклаффу, приложившемуся зубами к ее белому бедру.— А фы менья не искушайте! — отозвался тот.Мрачно взиравший на все это безобразие князь в конце концов не выдержал и, топнув ногой, рявкнул:— Встать! Догнать и поймать! Немедленно! — И процедил сквозь зубы: -Придурки.
x x x
Скоморошья повозка весело катилась по колдобинам Мангазейско-Царьгородского тракта. Лошадьми правил Антип, а Дубов с Мисаилом сторожили дядю Митяя, который содержался связанным в «соломенном закутке». При этом они вели неспешную беседу.— Ну расскажи, Савватей… то есть Василий Николаич, как ты все-таки его выследил? — спрашивал Мисаил.— Ну, это долгая история, — махнул рукой Василий.— Так ведь и дорога не близкая, — возразил скоморох. Василий поудобнее устроился на низенькой скамеечке и приступил к повествованию:— Главное в нашем деле — уметь увидеть связь в вещах и явлениях, которые, казалось бы, ну никак не связаны между собой. И могу сказать тебе, а заодно и себе в утешение — то, что мы претерпели в переходах княжеской усыпальницы, не прошло напрасно.— Ну еще бы, — подхватил Мисаил, — у меня до сих пор, чуть вспомню, коленки дрожат…— Нет-нет, я в другом смысле, — перебил Дубов. — Как ни странно, именно там, на кладбище, и находился главный ключ к разгадке многих тайн.Мисаил кивнул, хотя по его лицу Василий увидел, что тот из его речений мало что понял. Тогда детектив стал объяснять в более популярной форме:— Помнишь ту белокаменную часовню с изваянием маэстро Черрителли? Будь у меня такая же безупречная память, как у тебя, то я, конечно же, запомнил бы надпись, адресованную дорогому Мелхиседеку Иоанновичу от скорбящих вдовы, сына и дочери. Но, конечно, столь редкое и невыговариваемое имя в моей памяти не задержалось. А зря — иначе я сразу насторожился бы, когда его услышал, — Василий указал в сторону закутка. — Димитрий Мелхиседекович. И только оказавшись еще раз на кладбище и своими глазами прочтя надпись под изваянием, я сообразил, в чем дело. И вот тут-то я припомнил ваш с Антипом рассказ, который поначалу пропустил мимо ушей как не имеющий прямого отношения к нашему делу.— Какой рассказ? — несколько удивился Мисаил.— Ну, о том человеке с бородой, что чуть не ежедневно ходит молиться в семейный храм-усыпальницу Загрязевых. И уж тут все встало на свои места: этот бородач — ни кто иной как дядя Митяй, или Димитрий Мелхиседекович, сын того Загрязева, которого изваял знаменитый Черрителли. Но столь часто он посещает усыпальницу отнюдь не для молитв за упокой души своих родственников, а с несколько иными намерениями.— С какими? — не понял Мисаил.— Через особый подкоп наш уважаемый дядя Митяй забирался в запутанные ходы-переходы усыпальницы князей Лихославских, где в одном из укромных уголков он и оборудовал известный нам тайник. В котором складывал изъятые из оборота золотые монеты и драгоценности. Потом он их, конечно, переправлял куда-то дальше, но этими махинациями займутся более компетентные органы.— Кто-кто?— Ну, следователи, или как они там зовутся, из сыскного приказа.Василий прислушался — из закутка донесся сдавленный стон. Это дядя Митяй, услышавший разъяснения Дубова, постигал народную мудрость о том, что «и на старуху бывает проруха». Или, выражаясь более высоким слогом — «на всякого мудреца довольно простоты».— Теперь относительно прочего, — продолжал Василий уже громче, чтобы их пленнику не приходилось напрягать слух. — Господин Загрязев был настолько уверен в надежности и недоступности своего тайника, что держал там улики против себя. Я имею в виду сведения о передвижении драгоценных монет и список своих жертв с подробной сметой, во сколько обошлось то или иное убийство. И хотя некоторые имена были замазаны, а некоторые изменены, мне не доставило особых трудностей догадаться, что Садовая — это Миликтриса Никодимовна, живущая в Садовом переулке, а замазанным было имя некоего Евлампия из Каменки, убийцы воеводы Афанасия. Вернее, наемного исполнителя, так как истинный убийца даже не Загрязев, а те могущественные и влиятельные силы в Царь-Городе, что за ним стоят. Но, я надеюсь, Димитрий Мелхиседекович проявит здравый смысл и не станет упрямиться в раскрытии нитей заговора.Вновь прислушавшись к бессильно-злобному вою дяди Митяя, Василий добавил, заметно понизив голос:— Одного опасаюсь — если мы приедем в Царь-Город, а там уже войска князя Григория, то наша Мангазейская экспедиция теряет всякий смысл…Глянув через маленькое окошко, детектив увидел, что повозка едет мимо каких-то бедных избушек.— Мисаил, что это за деревня? — спросил Дубов. — И далеко ли до столицы?— Так мы почти что в Царь-Городе! — весело откликнулся Мисаил. — Это ведь Симеоновское предместье.Дорога немного повернула в сторону, и взору путников предстали высокие башни Симеонова монастыря. Вдали явственно виднелись стены Царь-Города.
x x x
Змей Горыныч летел неровно, его бросало из стороны в сторону, как «кукурузник», в котором три пилота пытаются рулить одновременно.— Надо махать крыльями плавнее, плавнее! — говорила средняя голова.— Так надо ж повыше подняться! — спорила с ней правая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127