Так она отметала все подозрения о сексуальных отношениях между ней и Распутиным. Но каковы в действительности были отношения мужика с Лохтиной – его воистину ярой поклонницей? Знать это очень важно, чтобы понять и его учение, и всю дальнейшую его историю. Тем более что в исследованиях новых почитателей «отца Григория» утверждается: все истории о сексуальных связях Распутина со своими поклонницами выдуманы его врагами.
Но мы дадим слово другу – и одному из самых ближайших. В «Том Деле» есть показания издателя Филиппова: «Будучи у него в 1911 году на Николаевской улице, я неожиданно оказался свидетелем очень тягостной сцены. Придя к Распутину по обыкновению рано утром чай пить… я увидел его за ширмой, которая отделяла его кровать от остальной комнаты. Он отчаянно бил одетую в фантастический костюм – в белое платье, увешанное ленточками, – госпожу Лохтину, которая, хватая его за член, кричала ему: „Ты Бог!“… Я бросился к нему… „Что ты делаешь! Ты бьешь женщину!“ Распутин мне ответил: „Она пристает, стерва, – грешить требует“. А Лохтина, скрывшись за ширмами, кричала: „Я овца твоя, а ты – Христос!“… Только впоследствии я узнал, что это – госпожа Лохтина, поклонница Распутина, имевшая с ним роман… Она подавала мне такие остроумные, свидетельствовавшие о ее большом уме и светскости реплики, что я был очень удивлен увиденным».
О ее уме и злом остроумии будут с изумлением говорить и другие свидетели. Как же сумел мужик навсегда приковать к себе эту блестящую женщину? Как родилась эта яростная страсть, которая навсегда останется у несчастной генеральши, даже когда мужик уже не будет испытывать к ней ничего, кроме отвращения? Ответ на эти вопросы – в главной тайне этого человека, речь о которой впереди…
В декабре 1905 года Распутин и Лохтина вернулись в столицу. И она была рядом, когда он продумывал свой план, чтобы вновь увидеть Царскую Семью… Феофан был прав – новую встречу с Семьей подготовил сам Распутин.
В «Том Деле» остались показания важного свидетеля. В 1917 году перед следователями Чрезвычайной комиссии предстал полковник Дмитрий Ломан. При дворе он сделал блестящую карьеру: ему было поручено сооружение придворного Федоровского собора – любимого храма Царской Семьи, и назначение это он получил (как покажут свидетели) не без помощи Распутина.
Когда Ломан впервые увидел Распутина, он был всего лишь офицером лейб-гвардейского полка. «Распутина я знаю с самого его появления в Петрограде… В первый раз Распутин попал во дворец таким образом: как-то Государь (передаю это как слух) получил от сибирского крестьянина… это и был Распутин… письмо с просьбой принять его и разрешить преподнести икону по какой-то причине особо чтимую. Государь заинтересовался письмом…»

ПРЫЖОК ВО ДВОРЕЦ

Показания Ломана подтверждает и… сам Распутин. Сохранилась телеграмма, посланная мужиком царю в 1906 году: «Царь-батюшка, приехав в сей город из Сибири, я желал бы поднести тебе икону Святого Праведника Симеона
Верхотурского Чудотворца… с верой, что Святой Угодник будет хранить тебя во все дни живота твоего и споспешествует тебе в служении твоем на пользу и радость твоих верноподданных сынов». Эту телеграмму, так отличавшуюся от бессвязных посланий, которыми Распутин будет засыпать «царей», видимо, помогла написать мужику преданная генеральша.
И царь… принял мужика после его телеграммы! Почти точную дату этой встречи (на этот раз воистину исторической) позволит установить взволнованное письмо обычно сдержанного Николая к премьеру Столыпину:
«16 октября 1906 года… Несколько дней назад я принял крестьянина из Тобольской губернии… который принес мне икону Святого Симеона Верхотурского… Он произвел на Ее Величество и на меня замечательно сильное впечатление… и вместо пяти минут разговор с ним длился более часа. Он в скором времени уезжает на родину. У него есть сильное желание повидать Вас и благословить Вашу больную дочь иконой. (В то время террористы взорвали дачу премьера, Столыпин чудом остался жив и вынес из развалин раненую дочь. – Э. Р.) Я очень надеюсь, что Вы найдете минутку принять его на этой неделе».
Так ему удалось «зацепить» и царя!
Можно представить, о чем он говорил с «царями». Конечно же был его любимый рассказ о встрече с Богом, о странствиях во имя Божье – обо всем, что было недоступно этим религиозным людям и о чем они так мечтали. И здесь ему не было равных, здесь он был поэт. Те же мысли он позже изложит в «Житии опытного странника» и среди них – любимую: «Велик, велик есть крестьянин перед Богом!» Мужик – он помогущественнее всех жалких городских интеллигентов, свершивших смуту, а главное – он любит своих царей и не даст их в обиду. Как не даст их в обиду Господь… Народ и царь – между ними никого! Царь и царица услышали то, что так хотели тогда услышать…
И наконец мужик попросил о том, от чего должны были затрепетать их сердца – увидеть мальчика. Он заговорил о его болезни, будто давным-давно о ней знал, просил позволения молитвой облегчить его страдания (потому и принес икону Симеона Верхотурского, обладающую исцеляющей силой).
Судя по всему, его отвели к ребенку: недаром тотчас после этой встречи Николай и написал Столыпину, чтобы тот допустил мужика «благословить Вашу больную дочь иконой». Ибо на глазах «царей», видимо, произошло чудо – то, о чем потом будут рассказывать Вырубова и великая княгиня Ольга, то, что будет происходить потом много раз!
В полумраке комнаты, освещенной лампадами, не мог заснуть, мучился в приступе болезни их «Маленький», их «Солнечный луч».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28