— Да здравствует император! — ревет толпа из-за решетки дворца.Он улыбается.— Вы слышите голос простых людей? Разве я осыпал их почестями и деньгами? Нет, они мне ничем не обязаны. Они были и остались нищими, но их устами сейчас говорит вся страна. И достаточно одного моего слова, чтобы они расправились с жалкими безмозглыми строптивцами. Запомните: если я пошевельну пальцем, ваша Палата перестанет существовать! Но я не для того вернулся с Эльбы, чтобы потопить Париж в крови!..Он замолчал.Последняя фраза мгновенно разлетелась по Парижу.Впрочем, для того он и сказал ее нашему славному публицисту…Из Палаты приносят проект отречения. Его подготовил Фуше.Удивительный тип этот Фуше! У него мертвенно-бледное лицо — лицо трупа. В день гибели Робеспьера он все организовал, но выступали другие. Так и сегодня — выступал Лафайет, но все организовал он, Фуше.— Мы теряем драгоценное время, — говорит Люсьен. — Умоляю, Сир, объявите мерзавцев вне закона. Велите! Решайтесь!Император долго молчит. Наконец отвечает — глухим голосом:— Я решился.Он подходит к столу, берет перо. Быстро пишет.— Читай, — говорит он брату.Люсьен берет бумагу и, побледнев, читает вслух:— «Моя политическая карьера окончена… Я отрекаюсь от престола в пользу моего сына Наполеона Второго…»Неужели он не понимает: союзники не пойдут на это! Никогда и ни за что! Не для того они приходят в Париж…Люсьен умоляет брата подождать, но император странно торопливо подписывает отречение.— Передай его нашим глупцам. И скажи: уже вскоре они потеряют все, ради чего меня предали. У Лафайета не будет его республики, а у Фуше — его министерского поста.Братья выходят в сад. Люсьен продолжает уговаривать. Он тычет пальцем в ревущий людской поток за оградой, откуда слышны бесконечные приветствия императору и проклятия депутатам.— Они умоляют вас: «К оружию!» Вся Франция, Сир, сегодня провозглашает: «Да здравствует император!» Вы никогда не были так любимы! Мы разгоним депутатскую сволочь… как когда-то, восемнадцатого брюмера. Нет, куда легче!Император отвечает слишком громко — будто всем нам:— Восемнадцатого брюмера я обнажил шпагу ради Франции. Сегодня я должен вложить ее в ножны, я не хочу гражданской войны. Я не могу залить страну кровью. Я не буду императором Жакерии.Он снимает треуголку и стоит с обнаженной головой, отвечая на приветствия толпы.Потом братья отходят в сторону от свиты. Теперь они стоят прямо под моим окном. И я слышу шепот Люсьена:— Слова, красивые слова… Что с тобой? Я тебя не понимаю. Неужели ты так устал? Ты постарел? Или… ты что-то задумал?Император не отвечает.За решеткой все идут люди. И кричат до хрипоты: «К оружию! Да здравствует император!»«Ты что-то задумал?» Эта фраза уже тогда озадачила меня. И потом я не раз вспоминал вопрос Люсьена.Вечером мы узнаем: Фуше уже ведет переговоры с союзниками. Они хотят одного: возвращения Бурбонов. Мечта о династии умирает на глазах. Но император остается в странном бездействии.Приезжает маршал Даву, путано объясняет:— Пока вы в Париже, Сир, Фуше опасается народного восстания…Император усмехается:— И вы хотите, чтобы я…Этим «вы» император соединяет маршала с изменниками.Даву жалко бормочет:— Новое правительство просит, Сир… покинуть дворец… и Париж.Император молча выходит из комнаты.Растерянный Даву уезжает.Вечером появляется сам Фуше. Тощая фигура, тонкие бесцветные губы, угодливо склоненная голова. Но в рыбьих глазках — постоянная насмешка.— Ваше Величество, я пришел как глава временного правительства.Он не желает скрывать свое торжество.Император улыбается:— Я в первый раз вижу вас поглупевшим. Вам нельзя повелевать, Фуше. Цезарем рождаются, впрочем, как и слугой. Вы — великолепный слуга… Но в одном вы правы: ваше правительство — временное. Очень временное. Надеюсь, после его конца вы вновь приобретете те качества умного слуги, за которые я прощал вам столь многое.— Я и пришел послужить вам, Сир. Вам следует покинуть дворец. И как можно скорее — Францию. Я не хотел бы, чтобы вас захватили союзники. Блюхер обещает повесить вас на первом суку… Сир.И опять — торжество в глазах.— Что ж, Блюхер прав в своей ненависти ко мне. Это от страха. Я столько раз бил его… И если бы вы не предали меня, ни один пруссак не ушел бы за Рейн.И тогда Фуше сказал… клянусь, я слышал это, ясно слышал!— Но, по-моему… вы сами захотели, чтобы вас предали? Вы сами предоставили нам эту возможность. И вы не заставите меня поверить, Сир, во все глупости, которые вы наговорили Констану и вашему брату. — (Фуше, как всегда, отлично осведомлен обо всем.) — Вот только для чего вы это сделали, я не понял.— Вам трудно поверить, что польза Франции, безопасность Парижа могут быть для кого-нибудь превыше всего?— Для «кого-нибудь», но не для вас, Сир. Я никогда не поверю, что есть хоть что-то на свете, ради чего вы согласитесь перестать воевать.Оба помолчали. Наконец Фуше спросил:— Вы действительно думаете уехать в Америку?— И я уверен, что вы уже предупредили об этом англичан, — усмехнулся император.Фуше молчит. Наконец произносит:— Я дам вам охранную грамоту от имени правительства.— Временного, не забывайте постоянно добавлять это слово. От имени временного правительства императору Франции и королю Италии охранную грамоту даст вчерашний убийца короля. Смешно.— А по-моему, логично. Убийце герцога Энгиенского даст охранную грамоту убийца Людовика Шестнадцатого, — отвечает Фуше. И добавляет: — Полжизни бы отдал, чтобы понять: что же вы задумали?— Этого вам никогда не понять. Точнее — не дано понять. Мечты цезаря и мечты лакея такие разные…Фуше молча откланивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16