Горькая, горькая наша революция! И там, на пароходе, «шпион» услышал, как договаривались стрелки из отряда поозоровать с царскими дочерьми… Что ему до «дочерей тирана», когда тысячи солдат, оторванных от дома по милости их родителя, исходили мужской силой и свершали все эти бесчинства… И все-таки, конечно же, он не выдержал и повелел Родионову затворить на ночь каюту. ЕКАТЕРИНБУРГ В Тюмени их ждал специальный поезд. Девочек, Алексея, его дядьку Нагорного, бывшего генерал-адъютанта Татищева, бывшую гоф-лектрису старуху Шнейдер, фрейлину графиню Гендрикову посадили в вагон второго класса.Всех остальных — Жильяра, камердинера Гиббса, лакея царя Труппа, камер-фрау Тутельберг, баронессу Буксгевден, нянечку Теглеву, ее помощницу Эрсберг, повара Харитонова и поваренка Седнева — друга Алексея и других — в вагон четвертого класса. Поезд прибыл в Екатеринбург ночью — 9 мая, в день Николы Вешнего.Состав тотчас отправили на запасной путь. Моросил дождь, и еле светили фонари.Из дневника:«9 мая. Все еще не знаем, где находятся дети и когда они все прибудут? Скучная неизвестность.10 мая. Утром в течение часа последовательно объявляли, что дети в нескольких часах от города, затем, что они приехали на станцию, и, наконец, что они прибыли к дому, хотя их поезд стоял здесь с двух часов ночи…»Утром к поезду подали пролетки. Сидевшим в вагоне четвертого класса запретили выходить. Жильяр и Волков видели из окна, как под моросящим дождем великие княжны сами тащили свои чемоданы, проваливаясь ногами в мокрую грязь. Шествие замыкала Татьяна. Она следила, чтоб другие не отставали. Она чувствовала себя истинно старшей, тащила два чемодана и маленькую собачку.А потом мимо окон вагона быстро пронес наследника к пролетке дядька Нагорный. Он хотел вернуться, чтобы помочь княжнам нести чемоданы. Но его оттолкнули: они должны нести сами! Нагорный не сдержался и что-то ответил. Ошибся бывший матрос, нельзя грубить этой власти. Нервная эта власть. И самолюбивая. И единственной платой признает теперь — жизнь. Ею платят и за неосторожное слово тоже. Возможно, тот, кому он ответил, и был верх-исетский комиссар Ермаков. Во всяком случае, вскоре заберут в ЧК бедного Нагорного.И в 30-х годах у пионерского костра бывший комиссар товарищ Петр Ермаков расскажет юным пионерам, как он расстрелял «царского холопа — дядьку бывшего наследника».10 мая (продолжение дневника Николая): «Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки и неопределенности. Взаимным расспросам и ответам не было конца, много они, бедные, претерпели нравственного страдания в Тобольске и во время трехдневного пути». КОНЕЦ ЦАРСКОЙ СВИТЫ Пока Николай встречал детей, из вагонов вывели «людей» и свиту: Татищева, графиню Гендрикову, Волкова, Седнева, Харитонова, фрейлин, нянечек и прочих. Сажают на пролетки.Волков потом рассказывал:«Родионов подошел к вагону:— Выходите. Сейчас поедем…Я вышел, взяв с собой большую банку варенья. Но они велели оставить банку. Банки этой я так и не получил». (Сколько же он потерял — и все забыл! А вот про банку варенья помнил.)Тронулись пролетки. На первой — сам глава Красного Урала Александр Белобородов.Пролетки ехали по Екатеринбургу. И вскоре наш знакомец Волков увидел высокую колокольню на холме. Подъехали к дому, обнесенному почти до крыши высоким забором. Здесь высадили повара Харитонова и лакея Седнева. Остальных повезли дальше…Наконец вереница пролеток подъехала к некоему зданию. И тут товарищ Белобородов сошел с пролетки и скомандовал торжественно:— Открыть ворота и принять арестантов!— Правду говорят: от тюрьмы да от сумы не зарекайся, — шутил в тюремной конторе бывший генерал-адъютант двора Его Величества граф Татищев, а ныне арестант екатерин-бургской тюрьмы.— А я вот в тюрьме родился благодаря царизму, — сумел продолжить тему бывший электромонтер, а ныне глава Уральского правительства.Скорее всего, это было иносказание, обычная революционная риторика: дескать, тюрьма родила во мне революционера. Ибо Саша Белобородов благополучно родился в отчем доме. Но осторожным надо быть с подобными фразами.Белобородов родился в отчем доме. А умереть ему придется в советской тюрьме.Татищев и Волков сидели в одной камере, пока однажды не вызвали графа в контору. Вернулся он счастливый: освободить его надумали и выслать из столицы Урала. И было прощание, и верный царский слуга обнимал верного царского генерала. Надел Татищев свою роскошную шубу — единственное, что осталось от той жизни (ох, не надо носить такие шубы в новое время. В горькую нашу революцию не ходят в таких шубах)… С тех пор никто никогда больше не видел Илью Леонидовича Татищева.А что же Волков?Пережил старый слуга своих хозяев: вскоре из одной тюрьмы перевезли его в другую. Когда белые взяли Екатеринбург, он уже сидел в Перми.Однажды позвали и его из камеры с вещами. Увидел он давних своих знакомцев по Царскому Селу — молодую графиню Гендрикову и старуху Шнейдер. Сделали группу в 11 человек — все из «бывших» и повели их прочь из тюрьмы. Объ-явили, в пересыльную тюрьму ведут, а потом в Москву отправят.Ох уж это «в Москву». Мы еще не раз поймем, что оно означало…Они долго шли, и старуха Шнейдер уже еле передвигала ноги. В руках у нее была корзиночка. Волков взял: в ней были две деревянные ложки и маленькие кусочки хлеба — все имущество учительницы двух императриц.Прошли город, вышли на тракт. Здесь конвоиры вдруг стали очень вежливы: все предлагали помочь нести чемоданчики. Была ночь, и, видимо, они уже думали о будущем — не хотели в темноте делить добычу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163