Мы отвлеклись от несения службы на момент приезда вышестоящего начальства. То бишь генерала. Чтобы иметь возможность приветствовать старшего по званию. Как это предписывает устав. Мы не могли оставаться повернутыми к своему непосредственному командованию, как это вы выразились, ж…. извините, не предусмотренным служебным этикетом местом. Многолетняя выучка и уважение к уставу и вышестоящему начальству не позволили нам столь непотребным образом игнорировать предписанные субординацией правила. Вследствие чего мы были вынуждены пренебречь своими служебными обязанностями в пользу исполнения дисциплинарного устава. Причем лишь на мгновение. В которое вы нас здесь и застали…
— Фамилии! Мать вашу…
— Мою? Грибова Зинаида Петровна.
— Какая Петровна? — опешил незнакомец.
— Вы сказали, фамилию. И матери моей. Мою мать зовут Грибова Зинаида Петровна.
— Так! — рассвирепел незнакомец в каске. — Я полковник Петров. Проверяю выполнение приказа в подразделениях. Я требую назвать ваши фамилии, звания, место работы. В противном случае…
Случай был действительно противный. И незнакомец в каске тоже.
— Я жду…
— Грибов. Старший следователь восемнадцатого отделения милиции.
— Григорьев. Следователь того же отделения.
— Ну все, Грибов. И Григорьев. Считайте, доигрались. Я выйду на ваше начальство с рапортом. И потребую… Можете считать, что вы уже не работаете…
— Зря ты, — сказал Григорьев, когда проверяющий ушел. — Теперь развоняется.
— Чем развоняется? Мы ничего противозаконного не делали. Назначенного места не покидали. А то, что смотрели не в ту сторону, так это еще надо доказать. Может, мы на шум его шагов обернулись. В целях самообороны… Ни хрена он не сделает. Пугает больше.
— А если сделает?
— Если сделает, то все равно ничего не сделает. Потому что не сможет. Меньше должности следака нам не дадут и дальше этого овражка не пошлют. Нечего с нас взять. Колбасу мы уже съели…
— А если действительно уволят? Мы же не знаем, кто он такой.
— Ну и черт с ним. Пойдем в охранники. Охранникам втрое против нашего платят…
— …в последний раз предлагаю сдаться… — надсаживался майор. — Добровольная сдача облегчит вашу участь…
По дальней балке расползались облаченные в тяжелые бронежилеты и каски с пуленепробиваемыми забралами спецназовцы.
— Почему не начинаем? — спросил подошедший к подполковнику генерал.
— Не определено местоположение террористов. И заложников. И еще это… машина со спецпатронами потерялась…
— Как так потерялась?
— Точно сказать не могу. Но скорее всего сломалась в пути. Техника изношена. Я уже несколько раз выходил с рапортом в вышестоящее командование о необходимости замены автопарка на более новый, но…
— И что вы намереваетесь делать?
— Уже делаем. Мы уже послали другую машину…
Спецназовцы вышли на исходные позиции и залегли.
В ожидании патронов.
— Почему не начинаем? — спросил майор подполковника.
— А куда начинать? Куда атаковать, если мы не знаем, в каком они вагоне. Наугад полезем — они заложников порешат. Все шишки на нас с тобой понавешают. Лучше подождать. Еще хотя бы немного. Вдруг они выдадут себя. Не могут же они сутками неподвижно сидеть.
Скажи наблюдателям, чтобы смотрели в оба. Что башки посвинчиваю, если что.
— А начальство?
— Черт с ним, с начальством. Они здесь зрители. Они в отличие от нас с тобой ни за что не отвечают. Как-нибудь отбрешемся… За лишние часы подготовки с нас не спросят. А вот за провал операции…
— Семь часов, — вздохнул Григорьев.
— Что семь часов?
— Лежим семь часов. А меня Лидка ждет.
— Какая Лидка?
— Ты не знаешь.
— Меня тоже ждет. Мама. Всю жизнь ждет. Со школы. Я обещал в шестнадцать вернуться. Если не вернусь, будет волноваться. Очень.
— В шестнадцать не вернешься. Здесь еще часа на четыре. С такими темпами.
— Мне бы лучше в шестнадцать. И вообще надоело…
— И что ты предлагаешь? Уйти?
— Нет. Уйти нельзя. Уйти — дезертирство. Может, простимулировать?
— Как так?
— Как рожениц стимулируют. Когда у них это дело ни туда ни сюда. Вот им и способствуют. Для пользы дела.
— Да ты что! Это работа спецназа.
— А ты кто?
— Я другой спецназ. Я армейский спецназ. Причем в отставке.
— А что, армейский хуже?
— Да ты что такое говоришь? Хуже… Лучше! На голову лучше! На три головы… Нас знаешь как гоняли! По семьсот километров пешедралом по территории условного противника. В полной выкладке. И там — голыми руками. А этих на машинах с мигалками развозят. Чтоб кто-нибудь случайно не задавил.
Сравнил! Резиновую дубинку с пальцем!
— Ну так в чем дело? Что, не справишься с парой гражданских террористов?
— Справиться дело нехитрое. Только… Только приказа на то не было.
— Обратного тоже не было. При постановке боевой задачи нам было сказано «всеми доступными способами поддерживать силы атакующих подразделений…». Так, может… Тем более время уже к четырем…
— А если?..
— Никаких «если». Победителей не судят. Заодно рапорт того дуболома закроем. Путем перевыполнения поставленной оперативной задачи.
— Но если все-таки…?
— Семь бед — один ответ. Ты же слышал — мы все равно уволены. Так хоть пошумим напоследок. Чтобы запомнили.
— Разве что уволены…
— Уволены, уволены… Таким, как мы, рядовым бойцам начальство нарушения субординации пуще измены Родине не прощает. Если только те рядовые не победители. Так что терять нам нечего… Ну что?
— А как же мы? Как подберемся? Там же подходы со всех сторон открыты. Не они, так свои заметят. И, не разобравшись, уконтрапупят.
— Не со всех открытые. Со стороны тупика кусты почти до самой надолбы тянутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55