А прошлых с Руси беглецов принимали бы со всяким прилежанием, а против прежней обыкности с них, беглецов, деньгами и животами и вином не брали для того, чтоб больше к ним в хоперские городки беглецов шло. И таковых-де беглецов по половине посылают они, казаки, за ним, вором Булавиным, вслед. А таких-де беглецов встретилось с ними, идут с Руси в хоперские городки многое число».

III

Воронежского воеводу Степана Андреевича Колычева появление булавинцев на Хопре встревожило еще больше, чем воеводу козловского. Кто знает, не учинят ли воровские казаки какой-нибудь шкоды кораблям российского флота, стоявшим в Воронеже, Ступине, Шатрове и Таврове?
Колычев был старым честным служакой, он хорошо знал, как дорог царю Петру каждый корабль, и поэтому прежде всего приказал подполковнику Рыкману, командиру Воронежского пехотного полка, усилить охрану кораблей.
Однако беда пришла совсем не с той стороны, откуда она ожидалась.
На реке Битюге, близ новопостроенного города Боброва, готовились лесные материалы для Воронежских верфей. Главный надзиратель немец Брум думал лишь о своей выгоде, ухитряясь отполовинивать и без того скудное казенное жалованье трудникам, которых заставляли работать по двенадцать часов, а кормили гнилым хлебом да затхлой солониной. Строптивых и непослушных работников немец отсылал к бобровскому воеводе, тот люто драл их батогами, морил в тюремных сырых казематах. Неудивительно, что, услышав о появлении булавинской вольницы, работные люди постарались связаться с нею.
Козловец Гур Лычагин рассказал о том, как с реки Битюга, где готовят лесные припасы, «приходили четыре работника в Пристанский городок к воровскому атаману Хохлачу и били челом, что им, работным людям, лесные припасы готовить тяжко и чтоб он с казаками от той тягости их оборонил. И он-де, Хохлач, собрав воровских казаков человек двести с ружьем, поехал на ту поделку для взятья немца, которому та поделка приказана, и для обороны работных людей».
30 марта Лукьян Хохлач с казаками хозяйничал на Битюге. Работные люди повсюду встречали их радостно. Многие тут же вооружались чем попало, присоединялись к восставшим. Надзиратель Брум, подрядчики и стражники были повешены. Никто убежать не успел.
А вечером того же дня внезапным налетом Лукьян Хохлач взял город Бобров.
Шла страстная неделя. Воевода и другие начальные лица находились в церкви. Священник заканчивал службу. Воевода, стоявший у амвона, громко вздыхал.
Великопостные песнопения щемили душу. Оплывшие нагаром свечи слабо мерцали.
Неожиданно среди молящихся произошло какое-то шумное движение. Воевода сердито оглянулся и обомлел… Прямо на него были устремлены горевшие злобой глаза битюгского гультяя Ромашки Желтопятого, которого только сегодня утром он, воевода, подверг за распространение воровских слухов жестокой порке, а затем приказал посадить на цепь в острожной яме… Как же он оттуда выбрался?
Размышлять воеводе, впрочем, долго не пришлось. Ромашка протиснулся к нему, схватил словно клещами за руку:
– Хватит! Всех грехов не замолишь! Пойдем со мною…
Стоявшие за Ромашкой люди тут же скрутили и воеводу, и бурмистра, и подьячих, а заодно и попа, пытавшегося увещевать казаков, и поволокли их из церкви на площадь.
Там собравшиеся жители с любопытством слушали Лукьяна Хохлача, призывавшего их к вольной жизни. У приказной избы полыхал костер, жгли указы и казенные бумаги, а из домов бобровских начальных людей и богатеев казаки выносили пожитки и складывали на телеги.
Лукьян Хохлач, увидев связанного воеводу, крикнул:
– Эй, братцы, кто в деньгах нуждается? Пять целковых тому, кто воеводу на острожные ворота вздернет!
Ромашка, нетерпеливо крутивший в руках заранее приготовленную веревку, сказал с ухмылкой:
– Дрожишь, атаман. Я за один рубль охотно трех воевод удавлю, да и веревки своей не пожалею…
Расправившись с недругами и разбив кабаки, всю ночь гуляли казаки и бобровцы. А на другой день Лукьян Хохлач отправился с казаками вверх по Битюгу, забрал с государевых конюшен добрые косяки лошадей и, переночевав в большом селе Чигле, совсем недалеко от Воронежа, спокойно повернул в Пристанский городок.
Узнав об этом безнаказанном марше воровских казаков по Воронежской губернии, воевода Степан Андреевич Колычев вызвал подполковника Рыкмана и сказал:
– Мы с тобою, Виллим Иванович, солдат в гарнизоне держим, корабли государевы от воров оберегаем, а воры, не ведая никакой острастки, час от часу множатся и по всей губернии, словно по своей вотчине, гуляют…
– Слыхал, Степан Андреевич, – вздохнул Рыкман, раскуривая трубку, с которой никогда не расставался. – Я двойной караул при кораблях поставил!
– Это хорошо, да воры-то не только кораблям опасны, – продолжал воевода. – Битюгский приказной пишет, что в Боброве и в Чигле и в иных местах, где Лунька Хохлач разбойничал, работные люди и мужичишки сплошь с ними, ворами, в единомыслии… Вот чего страшусь!
– Надо государя просить, чтобы для воинского промысла над ворами драгун прислали, – заметил Рыкман. – Иначе замыслов воровских не пресечешь.
– Кабы было кого прислать, так не стали бы в Посольском приказе пустые отписки для нас стряпать, – отозвался сердито Колычев. – Указал-де великий государь промысел над вором Кондрашкой Булавиным чинить по-прежнему стольнику Степану Бахметеву с царедворцами, да с ними в том походе быть Воронежскому полку Рыкмана.
– Того никак не можно, – недоумевая, пожал плечами Рыкман. – Полк мой к Воронежскому Адмиралтейству для охраны российского флота причислен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65