Так встречала украинская земля непрошеных гостей…
В один из таких зимних, морозных дней по окраине дремучего леса медленно продвигался вперед большой отряд шведов под командой генерала Лимрота.
Генерал был бравый вояка. В главной квартире его не раз предупреждали опасаться «лесных казаков», генерал только ус крутил:
– Клянусь честью солдата, сотня этих разбойников не стоит десятка моих добрых шведов… Кто такие эти «лесные казаки», чтоб воевать с нами? Они годны только для грабежей и разбегутся от первого нашего выстрела…
Отряд состоял из шестисот драгун. Все хорошо вооружены и тепло одеты. Лошади выносливы и сыты.
Проехав верст двадцать, генерал приказал сделать непродолжительный отдых, разрешил солдатам выпить по чарке водки и, проверив свои силы, с удовольствием отметил, что мороз и тяжелая, сугробистая дорога оказываются не так страшны.
«Пусть только попадутся мне эти „лесные казаки“, – самодовольно подумал он, – я им задам жару…»
И вдруг, словно отвечая на его мысли, сзади отряда гулко захлопали выстрелы, сотня пеших селян, вооруженных ружьями и пиками, выскочила из леса. Генерал не растерялся, быстро повернул и спешил отряд.
Нападавшие, отстреливаясь, стали отступать обратно в лес. Генерал приказал преследовать их.
Но в это время с другой стороны, молниеносно развертывая фланги, на шведов обрушились три сотни конных казаков.
Впереди на гривастой казацкой лошади, подняв кривую турецкую саблю, скакал молодой русобородый казак в овчинном полушубке и бараньей шапке с красным верхом.
– Бей поганых! – кричал он. – Круши чужеземных!..
Напрасно пытался генерал Лимрота привести в порядок свой отряд. Разрозненные и спешившиеся драгуны, не добежав до лошадей, гибли под сабельными ударами.
Лимрота с двумя десятками конных драгун пытался спастись бегством, но казацкая пика пронзила его сзади. Только один раненый добрался до своих и передал королю известие о гибели отряда. О гибели отряда генерала Лимрота сообщает шведский историк Адлерфельд.


Когда бой окончился, русобородый казак собрал круг и сказал:
– Давайте думать, браты, как дальше жить? Мы уже не одну сотню поганых ворогов порубили… Слух о нас, мыслю, давно до нового гетмана дошел. Может, не станет он теперь за старую вину с нас взыскивать… Не объявиться ли ему открыто?
– А какая в том нужда, батько Колодуб? – спросили кязаки. – Без гетмана и без высокой старши́ны воевать веселей…
– Опасаюсь, браты, что враги позора своего не простят, пошлют против нас большое войско. Не устоять нам одним…
Почесали казаки затылки. Так-то оно так, да вдруг новый гетман пакость учинит? Как бывшим донским смутьянам и мазепинским сердюкам на гетманскую милость надеяться? Заманит ласковым словом, а потом…
– Нет, Петро, подожди объявляться, – сказали, подумав, казаки. – Лучше на воле погибнуть, чем в царской неволе жить!
Петро Колодуб возражать не стал, но мысль о необходимости присоединиться к войску гетмана с каждым днем беспокоила все больше… Солдаты Карла XII разорили дотла окрестные деревни, добывать продовольствие становилось все трудней. Кончался запас свинца и пороха. Лошади падали от бескормицы.
И кто знает, что было бы с «лесными казаками», если б не подоспела неожиданная радостная весть: царь возвратил из сибирской ссылки Семена Палия. Рука об руку с новым гетманом Скоропадским готовит старый батько казацкие полки для обороны отчизны.
Петра Колодуба словно свежим ветерком обдуло. Приободрился, повеселел и в тот же день, взяв лучшего коня, помчался к Палию.
Да, это был он, прославленный батько Семен Палий! Помутнели его голубые глаза, прибавилось морщин на лице, поседели, обвисли пышные усы, совсем белоснежной стала большая борода, отросшая в сибирской ссылке. Но зато по-прежнему гордым соколом казался батько казакам, когда, лихо подбоченясь, сидел на коне. И прежним, молодым задором веяло от призывных речей старика – неукротим и лют был батько к предателям и врагам своей матки-отчизны.
Ничего не утаил от старика Петро Колодуб. Рассказал, как бунтовал он с Булавиным, как бежал потом на Украину, как обвел проклятый Мазепа его и других казаков хитрыми, лживыми словами, как ушли они от него, не желая служить изменнику.
– Добре, добре, сынку, – одобрил батько. – Замолвлю за вас слово гетману, ныне не время старые счеты сводить. А о том не сомневайтесь, что под царской рукой служить будете… Вам, казакам, всем ведомо, что царское величество не всегда меня пирогами жаловал, а ныне я под его знаменами и умереть рад…
Посмотрел Петро в глаза батька и не понял: то ли от сердца говорит старик, то ли хитрит? А батько булавинского есаула сразу разгадал и брови нахмурил:
– Матка-отчизна наша много нестроений разных видела, много крови пролито на полях ее… Но не было еще большего зла и горя для нас, чем ныне, когда чужестранцы, приведенные сюда иудой Мазепой, народу нашему ярмо навеки надеть хотят, когда в святых храмах наших уже кормят коней своих поганые нехристи…
Поднялся тут с места старый Семен Палий. Силой великой и страстью слово старика зажглось:
– Ныне час настал, Петро, всем казакам, и селянам, и голоте вместе с государевыми войсками стоять против недругов общих… Нет ныне у нас, сынку, пути иного! За целость народа нашего стоять поднимаю я вас, казаков! За матку-отчизну, за лучшую долю ее! Чуешь, голубь?
Радостно и легко стало на душе Петра Колодуба, В полной мере дошли до него слова старика. Опустился Петро, по казацкому обычаю, на колено, руку батьке поцеловал и твердо ответил:
– Чую, батько!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73