Через несколько дней охотный отряд Петра Колодуба, с разрешения царя, влился в войска гетмана Скоропадского.

XI

Мазепа видел, что планы его рушатся. Несомненно, он пытался разобраться в причинах постигшей его неудачи. Ведь все как будто складывалось хорошо, все было учтено, обдумано, успешно вовлечены в заговор нужные люди из числа старши́ны, приготовлен провиант для шведов, отведены все возникавшие подозрения, обманут такой человек, как царь Петр. Какая же непредвиденная, грозная сила стала на пути?
События, происшедшие после измены, свидетельствовали, что такой силой был украинский народ, с которым менее всего считался воспитанник иезуитов, вынашивая свой дьявольский замысел. Украинский народ не только не последовал за изменниками, но единодушно их осудил. Все хитроумие Мазепы оказалось бессильным, чтобы обмануть украинских казаков и селян, поколебать их нерушимую дружбу и братскую солидарность с русским народом. Все чаще Мазепа сознавал, что для него теперь ничего не остается, как поскорей унести отсюда ноги, но развращенный мозг его еще продолжал выискивать новые лукавые способы, чтобы выбраться из тяжелого положения…
Уже несколько ночей подряд Мазепа проводил наедине с оставшимся при нем кривоглазым полковником миргородским Данилом Апостолом.
О чем они говорили – неизвестно. Только в одну из зимних ночей Апостол куда-то исчез из шведского лагеря и больше сюда не показывался.
А через некоторое время Иван Степанович, отпустив в шинок всех слуг, завесил окна в комнате, запер дверь, достал какое-то письмо, полученное через гадяцкого попа, и, нетерпеливо, трясущимися руками разорвав конверт, стал читать:
«Ясновельможный господин, – было написано знакомым ему почерком. – Доношение ваше через полковника миргородского его царскому величеству сообщено. Видя ваше доброе намерение и обращение, государь принял то милостиво и повелел мне писать вам с крепчайшим обнадеживанием, что ежели вы начатое свое намерение потрудитесь исполнить, то государь примет вас не только в прежний уряд и свою милость, но оную изволит умножить… На те кондиции, предложенные через господина полковника, государь соизволил согласиться и гарантеров, желанных от вас, для содержания той амнистии принимает… Только надлежит вашей милости постараться, дабы об известной главнейшей особе, по предложению своему, безопаснейшим образом сочинить… Буде же о самой той особе невозможно, то хотя бы о прочих, знатнейших, то учинить по предложению. А удобно то учиниться может, понеже наши войска вблизости обретаются…» Письмо Головкина приводится в несколько сокращенном виде. Оно написано 22 декабря 1708 года.


Дочитав до конца длинное письмо, Мазепа облегченно вздохнул, перекрестился.
Письмо было от Головкина. Предложение Мазепы «схватить и выдать короля и знатнейших генералов», переданное полковником Апостолом, получило одобрение.
Обещание принять Мазепу «в прежний уряд и милость» будило надежду, что не все еще потеряно.
Продолжая ежедневно бывать у короля, гетман теперь еще более, чем прежде, старался показывать ему свою преданность и усердие, помогал советами, льстил и ободрял, а втайне подготовлял заговор против него…
Вскоре план был до тонкости продуман. «Главнейшая особа» молода, смела, горяча и ничего не подозревает. Легкомыслие и самонадеянность короля облегчали дело.

XII

Всю зиму стычки между шведскими и русскими войсками продолжались с переменным успехом. Русский генерал Аларт выбил шведов из Ромен. Король захватил Зеньков, куда с января перенес главную квартиру. Был взят шведами и укрепленный городок Веприк, но какой ценой! Небольшой русский гарнизон и вооруженные жители-украинцы две недели стойко отбивали все атаки неприятельской армии. Рвы вокруг городка были завалены шведскими трупами.
В конце января шведы овладели Опошней, сожгли Красный Кут и Городню, продолжая продвигаться на юг. Однако достаточной ясности в их планах не имелось. Пленные и «языки» довольно единодушно показывали, будто король собирается идти на Воронеж, чтобы сжечь русский флот.
Такие вести сильно беспокоили царя Петра.
Он находился в Сумах и оттуда писал Меншикову:

«Зело нужно через добрых шпигов (к чему нет лучше попов) проведать, куда намеряют неприятели маршировать».

Шпионы-попы донесли, что шведы двигаются к югу, а пленные продолжали твердить о Воронеже.
Петр не выдержал. Надо немедленно учинить охрану флота, принять меры, чтобы русские корабли с весны стояли у Азова и отвлекали турок от союза со шведами. Вместе с Меншиковым царь едет в Воронеж.

«Я перед сим уже писал о неприятельском намерении к Воронежу, – сообщает он с дороги адмиралу Апраксину. – Хотя и теперь то неимоверно, но паки от взятых пленных подтверждается. Для того изволь о спуске кораблей тщание приложить, а наипаче, чтоб хлеб с Коротояка перевезен был. Паки извещаю, что хотя, чаю, сие обман, однако ж опасливей лучше… Я скоро сам к вам буду, пишу потому, дабы дела ни минуты остановки не имели…»

В Воронеж. Петр и Меншиков приехали 14 февраля. Дули теплые южные ветры. Снежные сугробы, в которых потонул разросшийся за последнее время город, побурели, начали оседать. Слышались нежные звуки первой капели. Весна-то вот она, считанные дни остались! Скоро вскроются реки, а сколько еще всяких неуправок…
Тройка рыжих рослых коней, впряженная в открытые ковровые сани, бешено пронеслась по городу и остановилась на спуске к реке, у деревянного дома, крытого цветной черепицей. Дом был недавно отстроен для царя, и в комнатах держался еще острый запах сосны и свежей краски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73