Поднялись и женщины.
— Николай Николаевич! — взбежал, гремя новыми солдатскими сапогами, Корсаков. — «Байкал» показался у входа в Аянскую гавань…
— Трубу! — приказал Муравьев, протягивая одну руку за трубой и ударом другой распахивая окно.
Екатерина Николаевна подала трубу. Вдали виднелось судно под всеми парусами.
— Корабль! — вымолвил губернатор. Он взглянул на жену мутным, тяжелым взором отчаявшегося, который не верит в избавление и просит отзвука и подтверждения.
Лицо Екатерины Николаевны сияло.
Муравьев решительно, всем корпусом, повернулся к Корсакову:
— Немедленно отправляйтесь навстречу!… Живо!… Да!… Передайте ему инструкцию немедленно. Приготовить мой катер! Завойко ко мне! Где Струве?…
Корсаков быстро вышел.
Чиновники и офицеры суетились во дворе. Корсаков, отдавая распоряжения, направился к берегу. К бухте бежали люди.
— Василий Степанович! — вскидывая обе руки, радостно воскликнул Муравьев, обращаясь к вошедшему в парадной форме Завойко. — Едем встречать…
— Катер готов, ваше превосходительство! — доложил тот.
Муравьев заметил, что Завойко волнуется.
— Катенька, я еду сейчас же к Невельскому, — сказал жене губернатор, целуя ее в лоб. — Собирайтесь все, господа! — обратился он к своим спутникам, вошедшим вслед за Завойко, чувствуя, что приближается историческая минута.
— Элиз, Элиз! — воскликнула губернаторша, проводив мужа и подходя к мадемуазель Христиани, смотревшей в окно, и обнимая ее за плечи. — Какое счастье, они живы!
Слезы радости заволокли ее глаза.
В окно видно было, как небольшое судно огибало косу, на которую набегали волны. Шлюпка с Корсаковым уже направлялась к нему.
На берегу губернатора ждал катер с гребцами. Все уселись. Завойко сел рядом с рулевым.
— Весла на воду! — скомандовал он. — Навались!
Гребцы, что было сил, налегли на весла. Завойко поднял на корме андреевский флаг. Катер понесся. Берег, скалы, лес в желтых осенних пятнах поплыли прочь. Дома фактории с белыми широкими крышами и новые светлые; строения Аяна становились все меньше. Навстречу приближался «Байкал». Вот уж видны офицеры на юте, густая толпа офицеров, на солнце поблескивают пуговицы и кокарды. Сразу видно, что это не компанейское судно, где обычно всего один штурман, а что пришел балтийский военный корабль. Офицеры не спускают с катера подзорных труб. Впереди офицер с рупором, взмахивая рукой, иногда что-то приказывает, оборачиваясь к матросам. Это, конечно, сам Невельской!
Черный борт судна подымается все выше. Уже видны белые буквы на корме: «Байкал».
— Он! Прибыл, цел и невредим! — проговорил Муравьев, щуря свои острые глаза и чувствуя, что восторг и волнение охватывают его.
Теперь уж ясно видно крупный нос под фуражкой и загоревшее лицо Невельского. Капитан ниже всех, но в нем что-то богатырское. У него сейчас такой вид, словно он притащил на себе все это судно вместе с командой и офицерами.
На палубе раздались слова команды. Матросы строились с ружьями. Готовилась официальная встреча губернатора.
— Геннадий Иванович! — подымаясь в шлюпке, с нетерпением воскликнул Муравьев. — Где вы были? Я всюду искал вас! Откуда же вы явились?
Невельской отдал рупор, кинулся к борту и, положив на него обе руки, вытянул шею.
— Сахалин — остров! — раздалось над морем. — Вход в лиман и в реку Амур возможен для кораблей с севера и с юга! Вековое заблуждение рассеяно! — хрипло кричал он, видимо сильно волнуясь и торжествуя свою победу. — Истина обнаружена! — И он поднял руку.
— Суши весла! — приказал раскрасневшийся Завойко.
На судне грянула команда. Звякнули ружья почетного караула. Шлюпка подошла к уже поставленному парадному трапу. Офицеры кинулись к губернатору, но тот отстранил их руки и, не держась за поручни, взбежал по трапу и кинулся с протянутыми руками к Невельскому…
— Дорогой мой Геннадий Иванович! — воскликнул он, горячо обнимая капитана. — Как я рад! Боже, как я рад!
Невельской загорел и на вид очень молод. Из-под черного лакированного козырька гордо сверкают юные синие глаза. Лишь привычная дисциплина и привычка самому повелевать держала его, как оковы, но от этого пылкая душа бушует и рвется еще сильнее. Голова его приподнята с решительным и энергичным выражением. Черты его лица крупны и приятны.
— Получили инструкцию, Геннадий Иванович? Ты передал инструкцию? — строго обратился Муравьев к Корсакову, вытирая платком глаза.
— Да, ваше превосходительство. Только что.
— Мы ждали ее в лимане… — спокойно заметил Невельской. Чувствовалось, что это человек твердый и с характером.
— Вы встретили Орлова?
— Да, но и он не доставил инструкцию, а «Байкал» зря стоял у входа в лиман и ждал…
Невельской посмотрел на Завойко.
— Знакомьтесь, Геннадий Иванович, — представил Муравьев Завойко.
Две крепкие руки протянулись друг к другу. Капитан рад был встрече, зная, что Завойко один из русских пионеров на охотском берегу.
— Так я хочу немедленно видеть карты! — сказал губернатор.
— Идемте в каюту, Николай Николаевич, идемте, господа, — пригласил капитан всех гостей и своих офицеров.
Невельской, сбегая по трапу, остановился посредине, как бы не пуская дальше губернатора.
— Стопушечные корабли войдут в устье Амура! — вдруг воскликнул он, радуясь, как ребенок, приблизив лицо к лицу Муравьева, который от неожиданности несколько отстранился, а Невельской, не замечая, подергивал его за пуговицу на мундире, словно губернатор слушал его недостаточно внимательно. — Дуб растет на берегах!
Он сбежал и распахнул дверь капитанской каюты.
Глава десятая
НА БОРТУ «БАЙКАЛА»
Каюта была обшита полированной желтой финляндской сосной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38