– Очень хорошо, – сдаваясь, произнес он. – Почему бы тебе не испытать новые очки.
Бросив на Рурка полный благодарности взгляд, Женевьева снова обратилась к газете, которую по-прежнему держала в руках. Слова казались такими резкими и ясными, словно хотели выпрыгнуть из страницы. Женевьева присела на стул и начала читать вслух эссе Томаса Пейна, одного из предводителей патриотов.
Голос девушки дрожал от волнения, когда она произносила его яростные проклятия солдатам и дезертирам Континентальной армии, которые только и думали, как бы сбежать домой по окончании срока службы.
«Эти летние «солдаты», эти «патриоты» солнышка рискуют в столь тяжелое время «завять» от службы своей стране, – ядовито писал Пейн. – Но тот, кто устоит, заслужит глубокую любовь и благодарность и мужчин, и женщин».
Женевьева на минуту замолчала. Написано было сильно, впечатляюще. Статья заставила ее о многом задуматься. Она посмотрела на Рурка. Казалось, он совершенно забыл о том, что сейчас так занимало его, и все свое внимание сосредоточил на словах Пейна.
– Продолжай, – хрипло приказал Эдер. – Продолжай читать.
Его напряженность испугала Женевьеву. До сих пор никто, кого она близко знала, не был задет гражданской войной. Но этот взгляд Рурка…
Женевьева с трудом заставила себя вернуться к статье, в которой Пейн призывал всех смелых мужчин взять в руки оружие, чтобы защитить землю, так много давшую им. Она уже глубоко раскаивалась в том, что обратила внимание на эту газету.
Наконец Женевьева закончила чтение и снова посмотрела на Рурка: его большие мозолистые руки были плотно сжаты в кулаки – наглядное свидетельство твердой решимости, которой она боялась вот уже несколько месяцев.
– Ты просто глуп, Рурк Эдер! – в сердцах воскликнула Женевьева.
Она быстро ходила взад-вперед перед небольшой группой мужчин, собравшихся на главной улице Дэнсез Медоу. В слепящем свете январского солнца они возбужденно хлопали друг друга по плечу и рассуждали о приключениях, которые, наверняка, ожидали их на передовой.
Однако Женевьева не разделяла этого веселья, убежденная, что это мужественное добродушие сразу исчезнет, как только мужчины ощутят все тяготы военной жизни или удар индейского томагавка. Жизнь девушки омрачилась с тех пор, как неделю назад в Дэнсез Медоу появился сержант Альфред Лэшер. Он объезжал отдаленные округа, набирая людей для защиты западных малонаселенных районов от индейцев, которые союзничали с англичанами и были недавно вооружены ими.
– Ты ошибаешься, Дженни, – добродушно заметил Рурк, пристегивая вещевой мешок к седлу своего чалого жеребца. – Я был глуп, когда игнорировал призывы к оружию. Я поздно осознал свой долг. Я хотел работать на земле, но не сражаться за нее. Теперь же я готов.
– Готов умереть, Рурк?
– Да.
– А как же Хэнс?
Рурк посмотрел на красивого кудрявого ребенка, который, радуясь солнышку, играл на траве под присмотром Мими Лайтфут.
– Мой сын вырастет свободным. Он станет вирджинцем, американцем, а не британским подданным.
– А твоя ферма?
– Дженни, эта земля так плодородна, что кукуруза почти не требует ухода. Кроме того, Сайрус Хинтон и его мальчики обо всем позаботятся в мое отсутствие.
– Но куда же ты едешь? – в отчаянии спросила Женевьева.
Прикрыв рукой глаза от солнца, Рурк посмотрел на запад, в сторону голубой горной стены, которая скрывала жестокую дикую землю.
– В Кентукки мы должны встретиться с капитаном Кларком. Я полагаю, что иду воевать.
Пожав плечами, словно и сам не вполне верил этой идее, Рурк прикрепил к седлу ружье и повернулся. Выражение его лица почти разрушило стену неприступности, которую Женевьева так старательно воздвигала вокруг себя.
– Ты действительно беспокоишься только о Хэнсе и ферме? – тихо спросил Рурк.
Женевьева до боли прикусила губу. В глубине души ей хотелось броситься Рурку на шею и заплакать: «А как же я? Что будет со мной? Ведь ты нужен мне, как земле дождь и весеннее солнышко».
Но она вовремя сдержалась. Нелепо даже думать о том, что ее мольба удержит Рурка от…
– Дженни? – вывел девушку из задумчивости голос Рурка: он ждал ответа.
Женевьева покраснела, осознав, что все это время пристально смотрит на Рурка.
– Да, конечно, я беспокоюсь только о Хэнсе и ферме. О чем же еще?
Она тут же пожалела об этих сорвавшихся с ее губ безразличных и легкомысленных словах. На лице девушки мелькнуло выражение боли. Рурк хотел знать, что он что-то для нее значит. Но Женевьева не могла заставить себя сказать об этом сейчас, когда Рурк уезжал так далеко с этими грубыми военными, многие из которых были изранены в схватках с индейцами.
– При чем тут капитан Кларк? – неожиданно спросила девушка, чтобы сменить тему разговора. – Разве ты не можешь вступить в местный полк?
– Власть для меня ничего не значит, но я не могу подчиняться совершенно бездумно, – объяснил Рурк. – Я хочу, чтобы в бой меня вел человек, которого я уважаю, сам обладающий теми качествами, которые требует от своих подчиненных. Судя по всему, Джордж Роджерс Кларк соответствует этим требованиям.
– Понятно, – усмехнулась Женевьева, затем, спохватившись, протянула Рурку мешочек с монетами. – Мистер Ферт удачно продал мой урожай. Это остаток долга.
– Они мне не понадобятся там, куда я еду, – покачал головой Рурк. – Сбереги их до моего возвращения.
– А если ты не вернешься?
Он широко улыбнулся:
– Тогда вложи их в состояние, предназначенное Хэнсу.
Женевьева не на шутку рассердилась.
– Как ты можешь оставаться таким беспечным? – почти прошипела она, ударив его кулачком в грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129