нужно было перевозить пушки и боеприпасы. Утром молодожены добрались до таверны, где устало отпраздновали свою свадьбу кукурузным пудингом.
Неожиданно к их столику подошел довольно потрепанного вида мужчина и принялся недоверчиво разглядывать Рурка, словно не веря своим глазам.
– Хвала всевышнему! – наконец воскликнул незнакомец. – Рурк Эдер! А я считал, что ты погиб в Винсенне!
Рурк тоже узнал мужчину. Им оказался Нил Кумз. Он встал и пожал руку своему старому другу, встреча с которым напомнила ему о месяцах горячки и безнадежности. Рурк никогда не рассказывал Женевьеве об обстоятельствах своего возвращения из Кентукки, да и теперь не хотел говорить об этом.
– Женевьева, познакомься с Нилом Кумзом. Нил, это моя жена, – Рурк даже немного надулся от гордости, объявив Женевьеву «своей». – Что привело тебя в Вильямсбург? – поинтересовался он.
– Мы направляемся к Йорктауну, – возбужденно ответил Нил. – Видит бог, я не могу пропустить это.
Впереди нас ждет самая серьезная битва за всю войну. Вашингтон полон решимости прогнать красные мундиры с берегов Вирджинии.
Рурк в волнении ухватился за край стола:
– Вашингтон?! Но когда я слышал о нем в последний раз, говорили, что он подходит к Нью-Йорку.
– Да, Вашингтон и хотел, чтобы все в это поверили. Клинтон так и считал до самого конца. Но он здесь! Кроме того, и де Грасс находится в бухте с двадцатью девятью кораблями и тремя тысячами солдат из Вест-Индии.
– Черт побери! – медленно произнес Рурк.
Между тем, Нил выцедил до дна свою кружку сидра и поднялся, сняв перед Женевьевой шляпу:
– Мы выходим через час, – при этом он многозначительно посмотрел на Рурка. – Это полк капитана Лэнгстона. Ему нужны хорошие люди.
Во время завтрака Женевьева внимательно наблюдала за мужем. Она слишком хорошо изучила Рурка, поэтому смогла прочитать в глубине его глаз мучительную внутреннюю борьбу.
– Возможно, эта битва будет последней, – осторожно сказала она, думая о той неразберихе, которую они увидели в Вильямсбурге.
– Да, давай надеяться на это, – сдержанно ответил Рурк.
– Тебе ведь хочется принять в этом участие, правда, Рурк?
Он резко поднял голову и пристально посмотрел Женевьеве в глаза:
– Все, что мне нужно, есть в тебе, Дженни. Ты, Хэнс, ферма – ради этого я живу. Я не солдат. Я понял это, пока сражался на передовой.
– То, что ты не любишь воевать, вовсе не означает, что тебе не дорога свобода, Рурк, – тихо сказала Женевьева, с трудом выдавливая из себя слова. – Разве ты не понимаешь? Все, через что ты прошел, воюя с индейцами, обретет смысл, если ты доведешь начатое дело до конца.
Рурк ошеломленно смотрел на жену:
– Но, Дженни, ведь это означает разлуку.
– Я могу подождать, – решительно ответила она, хотя чувствовала совсем обратное. – А вот Вирджиния не может.
Рурк тяжело вздохнул. Женевьева сидела напротив него с ярко сверкающими от слез глазами и плотно сжатыми губами – такая смелая, самоотверженная, готовая пожертвовать своим счастьем ради общего дела.
Он наклонился через стол и прошептал:
– Милая моя Дженни. Я не заслуживаю тебя, – Рурк замолчал, будучи от волнения не в силах произнести больше ни слова.
Женевьева схватила мужа за руки и ободряюще улыбнулась.
– Иди с ними, Рурк, – твердо и убежденно сказала она. – Иди и выиграй свою войну.
– Черт возьми, что же там такое? – проговорил Рурк, отодвигая низко нависшую ветку и напряженно вглядываясь вдаль сквозь листву.
Услышав впереди звуки боя, патриоты, продвигавшиеся к фронту, свернули с дороги в лес. Полковник Джон Мерсер, который вместе со своим отрядом присоединился к легиону Лэнгстона, поднес к глазам подзорную трубу и принялся внимательно осматривать местность.
– О Боже! – со смехом воскликнул он. – Да это же французская кавалерия! Должно быть, перед нами герцог де Лаузун. Его кавалеристы – единственные в войске Вашингтона. Это помощь, парни!
Между тем, французы с ходу атаковали британский отряд, который охранял тяжело нагруженный обоз и стадо скота. Мерсер и Лэнгстон вывели своих людей из леса и также приняли участие в сражении.
Это был первый опыт Рурка в войне европейского образца. Вместо того, чтобы стрелять из засады по движущимся мишеням, американские колонны храбро двинулись в наступление, стреляя прямо в скопление британских солдат. Воздух сразу наполнился запахом серного дыма и криками. Французы что-то лопотали на своем языке, а американцы оглашали окрестности победным кличем, прокладывая себе путь вглубь британского войска.
Рурк не хотел никого убивать, но когда прямо перед ним с поднятым в руке мечом возник человек в красном мундире, он, не раздумывая, выстрелил в него. Рурка охватило знакомое чувство жестокой радости от победы над врагом, но оно было настолько противно самой его природе, что ему, как никогда, захотелось поскорее вернуться на свою ферму, в объятия Дженни.
Через несколько минут все было кончено. По команде полковника Тарлтона красные мундиры бросились врассыпную, оставив победителям обоз и скот. В порыве радости союзники обнимали друг друга, бросали вверх шляпы.
Когда же спустя три дня объявили, что союзные войска могут оставить окопы, ликование достигло вершины. Рурк вместе со всеми участвовал в празднике с вином и песнями. Однако, как только он устроился на ночлег и взглянул сквозь листву на звезды, усеявшие небо, сразу затосковал о Женевьеве.
Рурк прошептал имя любимой октябрьскому ветру и закрыл глаза, стараясь вызвать в памяти ее образ. Он до сих пор не мог до конца поверить, что они поженились. Позади остались долгие годы непонимания и невысказанного желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129