Почти наслаждался тем, что они засадили меня сюда. Поэтому, только поэтому я заставил тебя ждать.
Услышав шум, герцог поднялся и взял ее за руку.
– У меня для тебя сюрприз. – Он был уверен, что это монсеньор Перендес.
Портьера раздвинулась. Показался стражник, пропустив двух мужчин.
– Судья Говард, – объявил один.
Опираясь одной рукой на палку, ведомый за другую руку молодым человеком, вошел Бэзил Говард, слепой судья, зачитывавший герцогу обвинение при его водворении в Тауэр. Каролина, не знавшая этого человека, увидела, что герцог побледнел.
– Герцог…
Судья наклонил голову. На его лицо с мощным лбом, крупным носом и тяжелым подбородком, имевшим раньше что-то грубое и воинственное, время наложило печать мудрости. Его кожа напоминала пожелтевший пергамент, глаза казались затянутыми тем же материалом. Писарь подвел его к большому столу, который из-за урока фехтования был слегка сдвинут в сторону. Он сел с торца, разложил перед собой бумаги и открыл папку. Нетерпеливый жест судьи заставил писца быстро вынуть из папки один лист. Бэзил Говард взял документ. Каролине казалось, что он читает его. Потом он протянул его через стол именно в том направлении, где стоял герцог.
– Соблаговолите подписать. Это всего лишь формальность, герцог, вы свободны.
Каролина видела, как вздрогнул герцог. Его рука, уже собиравшаяся взять бумагу, повисла в воздухе.
– Свободен?! – Теперь, когда он знал, что обвинение, выдвинутое против него, соответствовало истине, он воспринял это слово как насмешку. – А как же обвинение, которое вы зачитывали мне всего четыре дня назад? Я знаю наказание, которое полагается за это. Пятнадцать лет депортации.
Судья поднял голову.
– Я пришел, чтобы сообщить вам решение Верховного суда Адмиралтейства, а не затем, чтобы дискутировать с вами по этому поводу, герцог. К тому же то, что я Мог бы сказать, не предназначалось бы для Других ушей. – Он повернул голову в ту сторону, где стояла Каролина.
– Моя жена знает, что произошло, – заметил герцог. – То, что предназначено для меня, предназначено и для нее.
Судья покачал головой.
– Приговор вынесен. Это приговор, которого я не одобряю. Я уже давно работаю судьей, но все еще не привык к тому, что с помощью правосудия и законов выносятся приговоры, идущие в разрез со справедливостью. Ваши адвокаты были блестящи, герцог. Они так отлично разбирались в законности, что справедливости пришлось проиграть. Я повторяю: вы свободны. – В углах рта судьи залегли складки горечи и усталости, в то время как он пододвигал герцогу приговор, лежавший на столе. – А теперь, пожалуйста, подпишите.
– Я не буду подписывать, судья Говард. Речь идет о работорговом судне. Судно принадлежало мне. По английским законам это преступление. Я знаю этот закон.
– Совершенно верно, – согласился судья. – Но молодой капитан допустил оплошность в своем рвении. Он считал, что поступает законно, когда арестовал «Фели-сидад» и вынудил его причалить к берегам Сьерра-Леоне. Судно имело на борту рабов. Все правильно. Но, к сожалению, пыл капитана Фоукеса был больше, чем его знание законов. Он имел право задержать корабль лишь в том случае, если его владелец – англичанин.
– Но я и есть англичанин. Я с четырнадцати лет живу в этой стране. Я гражданин Англии, с тех пор как революция отняла у меня право называться французом.
Судья кивнул своему писарю, тот вынул из папки сложенный лист и протянул ему.
– Ровно месяц назад вы снова стали французом. Ваша грамота о репатриации скорей всего первая, подписанная королем Франции. Ваш управляющий, месье Лебланк, нанявший ваших адвокатов, явно весьма дальновидный и осторожный человек. Он обо всем подумал. У вас действительно были все причины смеяться над обвинением! Я говорю об этом в последний раз, герцог. Вы свободны. И еще. Я обязан возбудить дело против капитана Фоукеса. Как сказано, его арест «Фелисидада» был незаконным, и он будет наказан по закону за эту нелегальную конфискацию. – Его голос повысился. – Если вам это важно, вы можете к обвинению Адмиралтейства против капитана Фоукеса приложить собственную жалобу, и ему придется оплатить вам поштучно всех выпущенных рабов.
– Я знаком с английскими законами, – с почти зловещим спокойствием произнес герцог. – В особенности законами против работорговли. Вы не могли забыть, судья Говард, какой борьбы стоило провести их и в какой форме я лично участвовал в этом.
Каролина затаила дыхание. Что за абсурдная коллизия! Человек, боровшийся против преступления, обвиняет себя именно в нем.
– Если Адмиралтейство осудит капитана Фоукеса, эти законы теряют всякий смысл, – услышала она голос герцога. – Это вопиющая несправедливость! Обвинение против капитана Фоукеса должно быть снято. Я не могу признать такое правосудие и не подпишу приговор, который вы принесли. Я отказываюсь покинуть эти стены.
– Приговор вынесен. Он вошел в силу, независимо от того, признаете вы его или нет. – Старый судья колебался, стоит ли ему говорить дальше; это был один из тех моментов, когда ему приходилось выбирать между судейской присягой и голосом сердца, и всю жизнь ему доставало мужества в нужный момент прислушаться к зову души. – Существуют пути спасения капитана Фоукеса от наказания, впрочем, лишь незаконные. Я надеюсь, вы не ожидаете, чтобы я описывал вам эти пути.
– Где находится сейчас капитан Фоукес? – спросил герцог.
– Вплоть до его полного выздоровления в здешнем морском госпитале. – Он осекся и продолжил уже более суровым тоном: – А теперь, герцог, пожалуйста, не отнимайте у всех время и подписывайте приговор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62