На мгновение Нанетта отвлеклась – а когда вновь поглядела в их сторону, то Чэрити была уже одна, а Пола-младшего нигде не было видно.
Ошеломленный Пол уставился на сына, словно не веря своим ушам. Пол-младший стоял в дверях зимней гостиной, куда пригласил отца для приватной беседы – он вызывающе выпрямился, но заметно было, что в любой момент готов ретироваться.– Ты спятил, мальчик? – наконец вымолвил Пол-старший. – Подумай, что ты несешь!– Я подумал, сэр. Я отлично все обдумал. И не понимаю, почему вы так удивлены. Я ведь не делал тайны из своей любви.– Любви? Но ведь это братская любовь и, к тому же, милосердная, достойная истинного христианина – и в этом тебя все одобряли. Но...– Сэр, умоляю – подумайте хорошенько! Я должен вскоре жениться, это очевидно...– Да, должен, – мрачно подтвердил Пол-старший. – И я не стану с этим тянуть, уж будь уверен!– Но, сэр, я уже дал обет любви и верности. И я не женюсь ни на ком, кроме моей дорогой кузины.Лицо Пола-старшего исказила ярость:– Не женишься ни на ком, говоришь? – прорычал он. – Ты забываешься! Кто дает тебе право выбирать? Ты женишься на той, на которую я укажу тебе!– Отец, времена изменились...– О да, и сильно изменились – если мальчишка, у которого молоко на губах не обсохло, перечит отцу! И если юноша твоих лет заявляет, что намерен жениться на бесплодной кузине-перестарке! Где твое чувство долга? Ты предашь семью? Наплюешь на вековые традиции?Глаза Пола-младшего уже наполнили слезы – слезы бессильного отчаяния:– Молю тебя, отец, не говори так! Я люблю Чэрити, и не желаю другой жены...– Да ей за тридцать, и к тому же она калека! – заорал Пол. – Ты женишься на молодой – на богатой молодой женщине, которая родит тебе много сыновей. Это твой долг!В наступившей тишине они глядели друг другу прямо в глаза. Пол-младший всхлипывал, и в сердце Пола-старшего зашевелилась жалость к сыну. Он-то знал, что такое любовь – и понимал, как посчастливилось ему, что в его браке соображения любви и долга совпали.– Ну-ну, дитя, возьми себя в руки. Ты ведь прекрасно понимаешь и сам, что то, о чем ты просишь, немыслимо. Кстати, а какого мнения твоя дама сердца? Могу поклясться, что она иного мнения, нежели ты, мой мальчик.Пол-младший вздрогнул:– Она...– У нее хватило здравого смысла решительно отказать тебе.– Я всем сердцем принадлежу ей! – выкрикнул Пол-младший.– Нет, мой мальчик! Если она не приняла твоей любви, то ты свободен! – он властно положил руку на плечо сына – Пол-младший съежился. – Давай забудем об этом, сын мой. Возвращайся к столу – и позабудь об этом безумии.– Но как? Как я снова смогу посмотреть ей в глаза?– А ты не смотри на нее. Она достаточно умна, чтобы без единого слова все понять.Пол-младший еще какое-то время смотрел на отца невидящим взором – потом отшатнулся от него со сдавленным рыданием, выбежал из комнаты, выскочил во двор и быстрым шагом пошел к конюшне. Пол-старший поколебался какое-то время – не послать ли за ним? – но потом решил оставить сына в покое. Пусть мальчик прогуляется верхом по вересковым пустошам, пусть хоть загонит коня – зато вернется присмиревшим... А к тому времени, как он вернется, Чэрити здесь уже не будет. Уж об этом он позаботится. Он вернулся в зал – и тут же встретился взглядом со скрюченной женщиной, которая, увидев его, еще сильнее сгорбилась на своем стуле. С немым вопросом глаза ее устремились на Пола – и он едва заметно покачал головой. Плечи Чэрити чуть вздрогнули, она отвела глаза и устремила взгляд на музыкантов. Ей было двадцать девять лет – это было первое и единственное предложение руки и сердца в ее жизни…
Первую зиму Джон прожил как бы во сне – все вокруг казалось нереальным и ошеломительно прекрасным. Его сердце покорила дикая краса Нортумберленда – он легко примирился с голодом, холодом и неудобствами. И пусть в залах усадьбы было дымно, душно и шумно, и пусть над низкими крышами вился черный дым, и пусть повсюду была копоть, и пусть пища была простой, грубой и невкусной – зато как дико завывал ледяной ветер у Вороньего Холма, как восхитительно пахла влажная земля, когда копыта коня утопали в зарослях папоротника, как прекрасна была трава, прихваченная морозом, – словно изделие искусного ювелира... А припорошенные инеем ветви деревьев в долине – словно произведение серебряных дел господина...Он проводил на свежем воздухе куда больше времени, чем прежде, сопровождая стада, отбивая атаки диких кочевников и добывая дичь. Он словно прирос к спине своего Юпитера, ладонь ловко обхватывала древко копья – а Китра повсюду следовал за господином. К концу зимы он уже мог сбить птицу на лету одним броском легкого копья. Он всегда был чрезвычайно метким, а теперь суровая необходимость возобладала над его врожденным нежеланием убивать животных. Он гордился тем, что может прикончить добычу на месте, одним ударом, чтобы не мучить жертву – и все же тяготился тем, что приходилось быть хищником...И словно нездешний свет, согревавший сердце и наполнявший жизнь смыслом, была для него Мэри Перси – неважно, рядом с ним или вдалеке: одно ее существование значило для Джона все. С того самого вечера Джон ни разу больше не видел девушки в женском платье – и вскоре это воспоминание совершенно стерлось у него в памяти. Она была для него юным князьком, стройным и гордым, ставящим свою честь превыше всего. Он редко виделся с ней дома, но она ездила верхом не меньше Джона и всегда была во главе небольшого отряда, подобно королю, ведущему войско в поход. Ее белый жеребец по имени Хаулет (на здешнем диалекте это означало «сова») с гордостью носил в седле свою госпожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129