Опасаясь встретить знакомых, я выбирал самые злосчастные и грязные кабачки и гостиницы, где за кружку дешевого вина и мясную поджарку местные забулдыги выворачивали передо мной свои душонки.Так, не прибегая к сети шпионов и не используя «инструментов правды», коими предпочитают орудовать заплечных дел мастера и которых не чурается знать, я получал сведения из жизни города и, как ни странно, замка.Месяца три как я не «ходил по дну» и теперь понимал, что сделал глупость. Ведь не предупреди меня многомудрый де Савер, я пребывал бы в блаженном неведении о том, что уже наточен и вложен в верную руку нож против моего господина или его сына.Таких кабаков в Тулузе было несколько, но самой мерзкой репутацией пользовался кабак, он же гостиница, с невеселым названием «Последнее пристанище», прославившийся тем, что его хозяин давал в долг, скупал краденное и нередко снабжал лихой работенкой местных прощелыг и пропойц.К «Последнему пристанищу», расположенному в заброшенной бухте, где всегда воняло гнилыми водорослями и куда частенько выбрасывало волнами утопленников, вели три моста. Два платных и один рисковый. На одном из платных мостов собирали денежку монахи ордена госпитальеров.Второй мост стерегла гильдия воров, заправляющих в этом квартале. Третий – «Мост последнего гроша», а точнее, совершенно отвесная лестница, позволяла, не платя никому, рискнуть здоровьем во имя предстоящей выпивки.Когда трактирный слуга примечал ползущего по крутой, узкой, словно адово горло, лестнице отчаявшегося пьянчугу, он тут же начинал бить в висящую над крыльцом железяку, возвещая всех о бесплатном зрелище. Нередко именно этот звон, да еще и крики трактирных гуляк были причиной гибели отчаянных пьяниц, рискнувших на этот шаг.Конечно, для меня, как и для любого ученика школы де Савера, эта лестница не была чем-то из ряда вон, но я пошел через мост, охраняемый монахами, не желая до срока выставлять себя на обозрение местной голытьбы.Был отлив, и в бухте немилосердно воняло. Но едва только я открыл дверь в «Последнее пристанище», как в нос мне шибанул такой резкий и смачный запах, что заслезились глаза, а дух гниющих водорослей показался горным воздухом.Я оглядел кабак и сел в углу перед козлами, чьи массивные ноги вошли в мягкий, много раз орошенный вином и пивом пол, в ожидании, когда ко мне подскочит обслуживающий посетителей мальчишка.Справа от меня за большим столом веселилась компания во главе с широколицым, плотным воином с красным носом, бритым подбородком и седыми патлами. Одет он был в видавшую виды кожаную рубаху с нашитыми на ней металлическими бляшками и истертые до дыр штаны. По тому, что рядом с ним лежал боевой, а не охотничий лук, я понял, что это военный. Скорее всего, вернувшийся из похода лучник. У стены, где обычно у дворян размещается настил для собак, сидели слуги пропивающего свое жалование бедолаги. Каждый из них подпирал или сидел на тюке, от которого ему, по всей видимости, было запрещено отлучаться даже по нужде. Перед слугами прямо на земляном полу стояли блюда с вареной говядиной и хлебом, которые они запивали кислым вином.То и дело лучник оборачивался к спутникам, проверяя их бдительность и хвалясь перед гостями своими сокровищами.– Эй, Джон пройдоха, твою так, перетак, что-то я не вижу узел с периной?! Периной перышко к перышку для моей ненаглядной Анни. Отвечай, свиное рыло, где перина, не иначе как сперли, а ты и уши развесил.– Ни боже мой, господин, вот она целехонька, извольте проверить. – Носильщик вскочил, вытаскивая здоровенный узел и демонстрируя прореху на заднице. Раздался дружный оглушительный смех.– Ладно, ладно, смотри, не спи. Не то ты меня знаешь – пристрелю, как собаку, и сброшу в ближайшую канаву.Трактирный слуга принес столешницу и утвердил ее на козлах передо мной. Я заказал кувшин вина и поджарку.За одним столом с лучником веселились два ремесленника, судя по пятнам на одежде, красильщики или кожевники, монах и трое крепких парней – либо из лихих людей, либо служащих в отряде какого-нибудь бедного рыцаря.Я перевел взгляд на камин и заметил еще одного гостя, это был худой, словно щепка, со светлыми глазами и свалявшимися длинными патлами менестрель. Его некогда зеленый плащ вылинял под многочисленными дождями, был порван в нескольких местах и забрызган грязью; на нем не было никакой рубахи, только серое и такое же потасканное, как и он сам, блио. Худые руки музыканта были покрыты грязью, тем не менее пальцы его сжимали маленькую изящную арфу, на которой он тихо наигрывал какую-то мелодию. Было немного странно, что этот явно голодный и страдающий от жестокого похмелья человек не нашел способа присоединиться к развеселой компании. Я привстал и убедился, что перед музыкантом не стоит даже кружки с вином.Когда мне принесли еду и питье, я тихо попросил слугу пригласить менестреля за мой стол, что тот и проделал, не забыв принести еще одну кружку.– Извините, что нарушил ваше уединение, благородный господин, – я вежливо поклонился музыканту, от чего тот вдруг гордо выпрямил спину и икнул. – Мне показалось, что вы пришли в эти места издалека...– Мое имя, добрый сеньор мой, Лоренцо из Турина, впрочем, о себе я могу сказать, что, поистине, я отовсюду и одновременно с тем ниоткуда, – он поднял брови и, отсалютовав мне кружкой, вылил ее содержимое себе в глотку. – Благодарю вас, сэр, за оказанную мне честь сидеть с вами за одним столом. Могу ли я узнать имя своего благодетеля?– Расскажи лучше, откуда ты идешь и куда путь держишь, – отмахнулся я.– Я странствующий трубадур, – гордо сообщил Лоренцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14