– Мне хочется, чтобы из нашего прибора вырвалась шаровая молния величиной с хороший кулак.
– А мне бы хотелось поймать ее и рассмотреть…
Леонид остановил меня, придержав за локоть.
– Вот это и есть самое трудное. И это второе, что меня интересует… – серьезно сказал он, смотря мне прямо в глаза.
– А третий момент?
– Если бы мы поймали шаровую молнию… – прошептал Леонид. – Не знаю пока, что бы мы с ней делали. Думаю над этим, но прихожу к заключению, что поймать ее невозможно.
Как мне хотелось в тот момент рассказать ему об огненных шарах, которые я наблюдала вылетающими из-за рощи. Как мне хотелось рассказать о заземлении стержней! Но ведь за рощей была станция Грохотова, его друга. Грохотов первый должен был рассказать Леониду обо всем, раньше меня. А если Грохотов смолчал, то мне незачем вмешиваться…
И вдруг Леонид заторопился. Он небрежно попрощался и почти побежал на противоположную сторону улицы, словно хотел догнать кого-то.
У меня хорошее зрение. Вдали двигалась знакомая фигура человека с медвежьими ногами. Но лица его я не видела.


ЧАСТЬ 3
УКРОЩЕННАЯ МОЛНИЯ

XVII. Лаборатория высоковольтных разрядов

Самые различные исследователи уже давно пытались не только теоретически объяснить происхождение шаровых молний, но и получать искусственно подобия их. Считали, что шаровая молния – это особое уплотненное соединение азота с кислородом, да еще вдобавок пропитанное гипотетической «молниевой материей». Другие полагали, что это шар из водяного пара, пропитанный гремучим газом. Иные рассматривали шаровую молнию, как ионизированные вихри воздуха или как газообразные лейденские банки.
Пытались воспроизвести шаровую молнию между двумя металлическими листками, заряженными под напряжением свыше трехсот тысяч вольт. Пробовали заряжать электричеством даже мыльные пузыри. Они лопались с оглушительным треском, но не обладали свечением, как шаровые молнии. В общем же тайна шаровой молнии так и оставалась нераскрытой.
Углубленная работа над вопросами высоковольтных разрядов натолкнула коллектив института на мысль сконструировать особый аппарат, благодаря которому наша лаборатория надеялась искусственно получить подлинную шаровую молнию.
Основу аппарата составляло приспособление, благодаря которому мощные потоки электронов приобретали необычайную скорость. Этот аппарат был назван после длительного обсуждения в коллективе мегалотроном. В нем на пути сверхскоростных электронов ставилось препятствие, и тогда…
Впрочем, последующее будет описано ниже.
Мегалотрон был приведен в боевую готовность. Каждая деталь отделки его блестела, как медаль на параде.
И вдруг опыт с получением шаровой неожиданно отменили. Грохотов собрал нас в кабинете. На столе у него лежал большой кусок хрусталя, а рядом все было заставлено пустыми рюмками, бокалами, графинами, колбами и пробирками.
Мы с Олей этому страшно удивились, но Леонид потихоньку шепнул нам, чтобы мы внимательно слушали и не высказывали изумления.
У Симона торжественный вид, будто он собирался защищать докторскую диссертацию.
– Мне было поручено изучить и сконструировать наиболее надежные изоляторы, – начал Симон, обращаясь к Леониду. Тот утвердительно кивнул головой. – И вот удалось получить вещество с необычайными, я бы сказал, свойствами.
Симон приподнял со стола глыбу и показал нам.
– Это наилучший изолирующий материал, – пояснил он. – По виду хрусталь, но это не хрусталь и даже не стекло, хотя я и назвал его «стеколь». Вещество это абсолютно прозрачно, но не хрупко. Вот эти рюмки, – улыбнулся Симон, взяв в руки несколько бокалов со стола, – сделаны из стеколя. Они довольно крепки.
И Симон изо всей силы бросил рюмку на пол. Я ахнула. Думала, что рюмка разлетится вдребезги. Но рюмка только звякнула и даже не треснула. За ней Симон побросал на пол и остальные рюмки и бокалы. Ни одна вещь не разбилась.
Потом протянул Грохотову колбу и молоток.
– Прошу, Степан Кузьмич, будьте любезны, разбейте эту колбу.
Под ударами молотка колба звенела, как стеклянная, но не разбивалась. А Симон с воодушевлением докладывал:
– Изделия из стеколя нельзя разбить, как стекло! И в то же время его можно штамповать и отливать из него что угодно. Но это не металл. Стеколь не обладает основным свойством металла – электропроводностью.
Мы понесли новые пробирки и колбы в лабораторию. При нагревании на бунзеновских горелках они вели себя как обычные, из добротного тугоплавкого стекла. В них можно было кипятить что угодно, производить любые химические реакции.
Симон рассказал о своей работе в лаборатории новейших пластмасс. Производство стеколя должно обходиться вчетверо дешевле стекла.
Мы поинтересовались сырьем для стеколя. Сырьем оказалась особая губчатая смола, недавно в изобилии найденная под Саратовом. К смоле прибавляется мельчайший янтарный порошок. Смесь нагревается, а затем охлаждается по определенной схеме.
Я смотрела на Леонида. Во время доклада Симона он забился глубоко в кресло и сидел молча, с закрытыми глазами.
Вдруг он медленно произнес:
– Товарищ Симон! Можете ли вы сделать для ртутного насоса трубку из стеколя?
– Будет готово через два дня.
– Разве тебе не нравятся обычные насосы? – спросил Грохотов.
Леонид приподнял веки, посмотрел на Симона.
– Просто думаю, что такую трубку сделать труднее, чем рюмку.
Ровно через два дня Симон принес сделанную, из стеколя широкую трубку. Вместе с Леонидом он смонтировал ртутный насос. На испытаниях насос дал исключительно высокий вакуум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48