Человек усмехнулся:
– Вы, мой друг, смешиваете две разных вещи. Я говорю не о том эфире, который нюхают неврастеники и истерички и который продается в аптеках, а о мировом эфире, который наполняет все пространство вселенной и через который действуют те силы, которые называют светом, теплом…
– Я хочу идти домой.
– К вашей любовнице Рьетте, именуемой также тетушкой Генриеттой? Вы хотите идти в харчевню «Золотой павлин»?
– Оказывается, что вы лучше меня знаете, где мой дом, мсье сатана! – Мишель скрипнул при этом зубами.
– Это невозможно, Мишель. Вашего дома не существует.
– Что? Повтори, сатана!
Человек подошел к Мишелю.
– Вы спали ровно двенадцать суток с тех пор, как ушли из «Золотого павлина». В ту ночь там произошли кой-какие события. Смотрите и читайте.
За спиной человека вспыхнуло большое круглое пятно, светящееся тонким голубым узором. Человек отступил в сторону и исчез из поля зрения Мишеля. Узор дрожал, голубоватые искры перебегали по невидимым ниточкам и складывались в буквы, буквы строились в стройные колонны слов.
Мишель прочитал:
«Последние сведения об убийстве в харчевне „Золотой павлин“. Хозяйка Генриетта Марго найдена зарезанной в своей собственной постели. Любовник ее Мишель Андрэ исчез, захватив сбережения убитой. Прислужница Жанна Кордэ показала, что…»
– Ложь!.. – заревел Мишель бешеным ревом. Невероятным усилием воли, чувствуя, что голова его наливается раскаленным свинцом безумия, Мишель заставил себя пошевелиться, сжал кулаки, оперся локтями и сел. – Ложь!
Мишель дико ворочал головой и примеривал глазами расстояние, чтобы броситься на бритого человека, который спокойно стоял в трех шагах от стола, скрутивши на груди свои тонкие цепкие руки. Мишель огляделся кругом, не было видно ни стен, ни окон, ни дверей… Всюду вокруг было разлито светящееся темно-голубое бесконечное пространство, по которому пробегали редкие, дрожащие искорки. Человек стоял, не двигаясь. Поднял голову и взглянул прямо в глаза Мишелю.
– Тихо… Ни одного движения. Вам нет выхода. Об убийстве вы знаете. Подозревают вас. Вы не сможете доказать, что убили не вы. Поэтому спокойствие. Я рад, что вы разволновались. Это мне и нужно. Я исполню то, что вам было обещано: вы уедете к себе на родину.
– Сатана! – сжал кулаки Мишель, но не мог сдвинуться с места. Острый взгляд человека пригвоздил его, парализовал руки и ноги.
– А сейчас, прошу вас, думайте. – Человек поднял кверху ладонь. – Смотрите сюда и думайте… Вызывайте воспоминания о своем детстве, прошу вас.
– Я не хочу ни о чем думать, – застонал Мишель. – Ты убил Рьетту?
– Все равно, как хотите… Тогда думайте об убитой Генриетте…
На ладони человека загорелась лучистая точка. Лучи как будто ожгли Мишеля, и он подпрыгнул на столе.
– Ага-а! – заревел он. – Ты убил Рьетту! Ты знаешь, что я написал письмо начальнику советской химической промышленности, комиссару Глаголеву! Ты знаешь, что я хочу вернуться в Россию! Ты знаешь, что я бы там рассказал о том, как вы здесь жмете и душите таких, как я, как Пьер… Я бы там кричал на улицах о вашей проклятой жизни… А ты боишься этого? Тебе приказали убить меня и мою бедняжку Рьетту? Твои хозяева приказали – меня мучить? Не выпускать из Парижа? Будь ты проклят, буржуазный сатана!
– Не сходите с ума раньше времени, Мишель, – строго сказал господин в голубом докторском халате. – Смотрите на мою ладонь.
Лучистая точка раздвоилась, как бы поплыла по воздуху и впилась в глаза Мишеля.
Мишель застыл. В зябкой тишине, от которой по спине Мишеля побежали неприятные мурашки, мерно и отдаленно раздался звон колокола. Мишель считал удары. Пробило одиннадцать раз, и какая-то странная музыка, вся составленная из легких свистулек, налетела на Мишеля.
Из голубоватой дали на него надвинулось круглое лицо тетушки Генриетты, улыбающееся и радостное… Нет, это не Рьетта, это кто-то другая… Мама… Милая мама… Протягивает конфетку…
– Возьми, Мишель.
Видится угол маленького столика, покрытого старинной таруской скатертью, лампа под абажуром, раскрытая книга… Окно, занавешенное тюлевой занавеской. А за окном вой бури, и снег мягко плюхает в стекло ватными хлопьями…
– Думайте по-русски, Мишель… Не думайте по-французски…
Бритый господин сухо смотрит на Мишеля.
– Мне нужно, чтобы вы думали по-русски… Вы русский эмигрант и думаете, как бы вам вернуться на могилу вашей матери… Об этом думайте по-русски.
Мишель почувствовал, что у него что-то затряслось в голове, как консервы в запаянной банке, и слезы выступили на глазах.
– Да, я – русский и хочу туда!.. На могилку… Да, да.
Он без чувств свалился со стола, на котором сидел.

XIV. ДУНЯ РОГОВА

Весна в этом году принялась дружно. Солнечные теплые дни точно гнались наперегонки. На заводском дворе сторож Трофим стоял у ворот в распахнутом тулупе, утирал пот с лица, щурился на яркий солнечный свет и говорил сидевшему на скамеечке Луке:
– По такой погоде раздемши надо ходить.
Лука поглядел на тень от заводского корпуса, которая скоро должна была коснуться нефтепроводной трубы, протянутой от бака в кочегарку, и ответил не Трофиму, а своим мыслям:
– Полдни через десять минут будут…
Трофим кивнул головой.
– Мишутку дожидаешься? Сейчас загудит… А тебе что, не терпится?
– Дело есть, – почти про себя промолвил Лука.
– Так… Да у твоего сынишки и тут делов немало. Инженер заведующий его к себе по отделу приблизил, Гэз прозывается, сурьезный гражданин… На мастера выходит Мишутка, вот что… Сопливыш еще, по правде говоря, а мастер…
– Новые времена, Триша, новые люди… Мы им не пример.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41