Но к сожалению, корабль пришел на месяц раньше и должен был покинуть воды Шпицбергена 20 июня.
По первоначальному плану мы должны были пересечь с севера на юг длинный фьорд, глубоко вдающийся в Шпицберген; затем, перевалив через горы, спуститься к Сассен-фьорду, где нас будет ждать «Индьюренс». Мне представлялся этот торжественный акт так: мы спускаемся с ледяного щита и видим корабль, стоящий среди айсбергов. Таким хотелось видеть конец нашего путешествия. К сожалению, «Индьюренсу» не разрешено было подходить к берегу ближе чем на пять миль; поэтому заход в Ис-фьорд и Сассен-фьорд исключался. Стараясь быть хоть чем-нибудь полезным, капитан Бьюкенен повел корабль вдоль северо-западного берега острова и затем, держась севернее пятимильной границы, пытался пробиться сквозь плавучий лед нам навстречу. В течение пяти или шести дней «Индьюренс» с трудом двигался среди плавучего льда по направлению к нам, пока окончательно не застрял. Правда, можно было надеяться, что с потеплением плавучий лед ослабит свою хватку. Тем не менее, направляясь сюда, капитан Бьюкенен шел на сознательный риск, и я понимал, что если он с такими огромными усилиями пытается добраться до нас, то я не имею морального права менять свой план ради того, чтобы, ступив на твердую землю и перебравшись через горы, удовлетворить личное честолюбие. К тому же следовало ожидать, что почти столько же времени потребуется кораблю, чтобы выбраться из ледового плена.
Мы должны были сократить расстояние, отделяющее нас от «Индьюренса». С того места, где двое из нас высаживались на землю, вертолеты корабля могли бы забрать только людей, а вот если бы нам удалось сократить расстояние, скажем до 40 миль, они могли бы забрать все: снаряжение, лаек, отчеты. По плану капитана Бьюкенена мы должны были сблизиться настолько, чтобы наша партия оказалась в пределах досягаемости вертолета, способного захватить полный груз, и с этим я был согласен.
Мне уже раньше пришлось отказаться от романтической мечты торжественным актом закончить наше путешествие. Поскольку добираться до Шпицбергена не было времени, то не оставалось ничего другого, как двигаться навстречу кораблю. Корабль застрял во льдах; он стал своего рода островом, в известном смысле ничем не отличавшимся от Шпицбергена. Теперь мне представилась другая картина – четыре собачьи упряжки, двигаясь по льду, важно приближаются с севера к «Индьюренсу». Для команды это было бы великолепное зрелище; весь драматизм его взывал ко мне. Это был бы подходящий конец – такой конец, какой нужен нашей экспедиции. Излишнего драматизма не требовалось, но конечный акт экспедиции должен был быть достойным тех усилий, которые пришлось затратить. Если конец испорчен, все идет насмарку.
Мы продолжали двигаться, с трудом прокладывая путь, и нам удалось все же как-то вырваться из района, где вместе со льдами мы кружились на одном и том же месте. За один день теперь проделали около 10 миль. Питер Бьюкенен пришел в восхищение, и я начал посылать оптимистические радиограммы: «При таком темпе мы доберемся до вас через десять дней или даже через пять, а может, и через четыре. Если же вы пройдете навстречу нам три-четыре мили, то и еще раньше». Однако это были слишком радужные надежды. Утром 10 июня я настроил радио. За последние двое суток «Индьюренс» не сдвинулся с места. Мы находились все еще в 42 милях от корабля. Послышался голос капитана Бьюкенена: «Я разделяю ваши чувства, и мне очень хотелось бы как можно скорее видеть вас на корабле, но вокруг масса взломанного льда, и на вид он очень опасен». Не имея полного представления о наших возможностях для дальнейшего продвижения, он не хотел быть слишком категоричным, но добавил, что надвигается непогода и на следующие сутки предсказан снегопад. Во время снегопада вертолеты не смогут летать. Впрочем, он обещал, что корабль не уйдет, будет нас ждать.
Срок пребывания «Индьюренса» истекал. Если бы ему пришлось выбираться из плавучего льда столько же времени, сколько он потратил, двигаясь сюда, то ему следовало бы двинуться в обратный путь 9-го, а было уже утро 10-го. Однако капитан Бьюкенен, рискуя возвратиться с опозданием, готов был ждать еще четыре дня, чтобы дать нам возможность торжественно подкатить на нартах прямо к кораблю. За опоздание он брал ответственность на себя, и это было так благородно с его стороны, что я чувствовал себя обязанным поступить так же. Мне удалось лишь подтвердить прием его радиограммы, но затем условия связи ухудшились, и пришлось перейти на морзянку. Я отстучал радиограмму, в которой просил, принимая во внимание состояние погоды и возможный снегопад в течение ближайших суток, забрать нас немедленно. Пусть вертолеты сейчас же направляются сюда, ведь они уже где-то в воздухе, им надо только изменить курс. Прошло некоторое время, пока на корабле расшифровали радиограмму. Думаю, что капитан Бьюкенен был доволен, но несколько удивлен, пожалуй, даже застигнут врасплох этой добровольной капитуляцией. Через два часа вертолеты спустились на льдину и забрали первый груз – снаряжение.
Получив подтверждение, что два вертолета уже в пути к нам, я выполз из палатки и сообщил эту новость Аллану, Фрицу и Кену. Первый рейс должен был быть грузовым, вторым рейсом один вертолет заберет Фрица с его собаками, а другой – его нарты. За каждый вылет вертолета можно будет эвакуировать только одного человека и его упряжку собак. Последним буду я.
Все происходило в такой спешке, что у меня оставалось очень мало времени для спокойного обдумывания посадки. Вертолеты совершали эту операцию на предельном для них расстоянии, имея на борту только наблюдателя и фотографа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76