Изо рта ее то и дело появлялся раздвоенный язык ящерицы.
– Фи… – сказала она, и тьма вокруг откликнулась, оживая и наливаясь объемом.
– Фай, фо… – ответила тьма.
– Фам… – отозвалось эхо, отразившись сотней чужих голосов от озерной глади, запутавшись среди лиан и тонких деревьев с острыми белыми шипами вместо листьев.
– Не хочу! – пискнул Ластик и тут же замолчал, заслышав чьи-то тяжелые шаги.
Коралл дрожащей рукой кинул в костер новую книгу Стивена Кинга.
– Ты знаешь, Стивен, а я ведь в детстве, нос-пиндос, чуть самоубийство не совершил. В смысле, не совсем я уже и ребенок был, скорее подросток. Как сейчас помню, отец как мог меня унижал, заставлял комплексовать, бояться других детей и все такое. Не давал развиться, в общем. Вот я взял тогда и проглотил несколько таблеток снотворного, а потом, уже засыпая, вышел на балкон и свалился с него. Ну, перегнулся через перила и упал. Упал, кстати, с пятого этажа. Грохнулся в кусты сирени и выжил, представляешь? В общем, добрые люди заметили, вызвали «скорую», в больнице меня откачали. Главным образом, нейтрализовали действие снотворного, переломов никаких и сотрясений у меня не обнаружили, так, несколько незначительных царапин. Слушай, зачем я тебе это все рассказываю?
– Не… знаю… – пробормотал Коралл ди Коралл. Он стоял, упершись ладонями в стену собственного дома. Его рвало. Семеныча, впрочем, это мало волновало. Он следил за небом, в котором творилось нечто невообразимое. Звезды скакали с места на место, что те блохи, луны то появлялись из-за горизонта, то вновь ныряли в густое и плотное ничто.
– М-да… – сказал Семеныч и вернулся к разглядыванию улицы. Улица была пуста, только в двух домах горел свет. Вокруг разливалась тишина – звонкая тишина, бьющая по мозгам, как металл по хрусталю. – Что тут происходит, Кор-ралл?
– Не… знаю… – ответил Стивен и продолжил украшать стену уродливыми узорами. «Краска» стекала к сырой земле, разъедала ее, как кислота.
– А кто знает? – приосанившись, осведомился Семеныч, и в этот момент с неба, прямо перед его носом, спустилась веревочная лестница. Немало удивленный Семеныч осторожно потрогал ее пальцем – лестница неохотно качнулась. Это была крепкая лестница. Он посмотрел наверх и увидел, что начало ее теряется в сине-черной дымке. Казалось, лестница завязывается где-то на звездах. Семеныч посмотрел на Коралла – тот оставался в том же положении – и схватился за перекладину. Поднялся метра на два, но лестница вдруг сорвалась, и Семеныч упал вместе с ней и больно ударился копчиком об асфальт. Рядом шлепнулась, взметая пыль, плотная книга в черной обложке. Семеныч прочитал имя автора, выведенное корявым почерком на титульной странице: Стивен Кинг.
– Что за чер-ртовщина! – закричал озлобившийся Семеныч, схватил книгу и отшвырнул к стене. Книга размазалась по штукатурке как чернильное пятно, но совсем скоро выяснилось, что это не пятно, а дыра в пространстве, в которую немедленно засосало отчаянно визжащего и размахивающего руками и ногами Коралла. Лишь его опухшее от алкоголя лицо исчезло в дыре, она сжалась в точку, напоследок явив Семенычу образ вращающейся против часовой стрелки огненной спирали. Точка исчезла, и только серый дымок вился над тем местом, где она только что находилась.
– Ыгм… – сказал Семеныч и стал отползать от проклятого места.
Эллис поднялась на ноги, и чернота за ее спиной сгустилась, подчеркивая бледность лица девочки, превращая ее одежду в бесформенное белое пятно – бледную дыру в чернильно-черном пространстве. Коралл и Ластик отшатнулись и замерли, очарованные этой новой Эллис, и только Бенни-бой остался безучастным. За спиной Эллис раздавались шаги великана, который выпал из дыры в порванном небе, а потом шаги стихли, и девочка запела тонким, дрожащим голоском. В ее песне не было слов, но все понимали, о чем она поет.
– Эллис… – пробормотал Бенни-бой. – Не надо… прошу тебя… не время…
Ластик заплакал.
Они долго ползли в зарослях колючего кустарника, и у Шилова, несмотря на то, что он принимал антиаллергенные препараты, разыгралась аллергия. Он чихал, прижимая ладонь ко рту, и пытался почесаться в нескольких местах сразу, но нахальная пыльца лезла в ноздри и, кажется, проникала все глубже. Шилову стало казаться, что у него скоро зачешется мозг.
Наконец, они оказались на месте. Место ничем не отличалось от того, где они были минуту или, например, пять минут назад. Сплошные кусты. Визгливые крики птиц над головой; тягучий, как ириска, пропитанный золотисто-сладкими ароматами воздух. Пух ползал кругами, откидывая в стороны пучки бледной травы. Старик помогал ему, молодой чужак беззаботно ковырялся в ухе, доставал ушную серу неприятного серо-желтого цвета и радостно скалился.
Под накиданной травой обнаружилась крышка люка, смастеренная из сваренных друг с другом кастрюльных крышек. Шилов не успел подивиться изобретательности зеленокожих, как оказался внутри темного тоннеля. Зажегся свет: в руке Пуха полыхал факел, разбрасывая бронзовые искры.
– Этот путь, – сказал Пух торжественно, – приведет нас в пещеру под озером. Путь, конечно, говно, но пещера – это то место, откуда мы управляем богом.
– Когда вы все это успели построить? – спросил Шилов, разглядывая лампы дневного света под потолком и кафельную плитку, которой были выложены стены тоннеля.
– Нам помогали протестующие, – сказал старик.
– Те, которые пилы выкидывают?
– Пошли, пошли! – Пух торопил их.
– Да, – сказал старик, – они странные даже для самых странных из людей, эти протестующие. Но они помогали нам, а мы доставали для них корни травы швах, который они измельчали и заворачивали в бумажные трубочки, а потом курили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120