Ну, он такой толстый, веселый, ростом невысокий, примерно как я. Совершенно не придерживается традиций, повторов, и строго-настрого запрещает придерживаться их в своем клубе. У него там собираются всякие модерновые молодые люди: собственно, сами модернисты, акмеисты, ну и радикалы, причем, больше творческая интеллигенция, поэты, художники, писатели, даже Ступ Пиффке захаживал одно время, ну вы ведь знаете, сын известного скульптора, самого Лика Пиффке. А Шушша… он все время в белой такой рубашке ходит и жилете из черной шерсти, брюки у него такие черные или серые, а на ногах… не помню что, кажется, что-то не очень примечательное, дешевое, я даже удивилась, когда впервые увидела… ну то, что там у него на ногах было, туфли, что ли, замшевые. Лицо у Шушши доброе, улыбается все время, глаза такие необычные, не желтые, а оранжевые, даже почти красные, ни у кого таких не видела, нос большой, как яйцо, галстук не носит, хотя однажды нацепил бант, черный такой бант, как будто траурный…
– Погодите. Господин Рыкафф что-нибудь о нем рассказывал?
Она покачала головой:
– Да мы, собственно, о нем почти и не разговаривали. Впрочем, однажды я спросила, откуда Петр знает Шушшу, а он засмеялся и ответил, что они – давние друзья, со школы что ли… и сразу перевел тему. Ну, может и не нарочно переводил, но как-то само собой получилось, что мы тут же заговорили о другом.
– Понятно, – сказал Шилов, спрыгивая с подоконника. – Что ж, госпожа Ики, я немедленно приступаю к расследованию… – Он увидел, что она открывает рот, чтобы что-то сказать и поспешно добавил: – Давайте встретимся здесь завтра, в это же время. И – ради бога, молчите, не надо благодарностей! Да-да, все будет в порядке, не волнуйтесь. – Он чуть ли не силой вытолкнул Ики за номера, она поспешно развела лямки на платье, он приподнял над головой воображаемую шляпу и захлопнул дверь. С шумом выдохнул. Избавившись от госпожи Ики, Шилов стал почти счастлив. Кроме того, у него появилась идея, почему пропал Рыков. Впрочем, главный вопрос был не «почему», а «куда».
В клубе было дымно, так дымно, что смог поглотил даже громкую и неряшливую музыку, которой как помойкой разило со сцены. Играла какая-то авангардная молодежная группа. На музыкантах были серые повязки, по тридцать-сорок штук на каждом. Музыканты напоминали морские семафоры. Пели, впрочем, не про море, а про то, что не боятся ездить на автобусах и маршрутках и даже специально ездят, дабы взбаламутить кровь и попытаться заглянуть по ту сторону мира.
В клубе курили. Курили папиросы, сигареты, самокрутки, курили обычный для этих мест табак и слабонаркотические травы. Под потолком вращалось колесо, с которого свисали десятки упакованных в гладкий картон фонарей. Возле деревянной стойки расхаживали молодые люди самой разнообразной внешности и о чем-то ожесточенно спорили. Бармен был толстым мужчиной и вполне мог быть тем самым Шушшей. Туфель Шилов не видел и не мог поэтому определить, замшевые они или нет. В беседы интеллигентов бармен не вмешивался, лишь иногда подливал спорщикам алкоголю, который те глотали, не замечая вкуса, только чтоб освежить пересохшее горло.
Шилов протолкался сквозь толпу, очутился у самой стойки и заказал тройной бурбор с хаклимом. Выцедил тягучую слабоалкогольную смесь, внимательно следя за Шушшей. Тот, казалось, не обращал на него внимания, но когда Шилов заказал второй бурбор, приблизил к нему широкое, пахнущее спиртом лицо, и спросил:
– Могу быть чем-то полезен, кроме бурбора?
– Я ищу господина Шушшу.
Бармен нахмурился:
– Давайте без официоза, господин тайный сыщик. Шушша – я и есть, вы прекрасно это знаете, и я не люблю, когда ко мне обращаются «господин». А теперь, господин сыщик, давайте мне ваш ордер или выметайтесь отсюда, у меня тут собирается передовая молодежь, а не прихлебатели правительства вроде вас.
– У меня нет ордера, и я не тайный полицейский, верите вы или нет. Я ищу некоего Рыкаффа. Вы его, как мне сообщили, знаете.
– Впервые слышу, – буркнул Шушша и отошел в сторону.
– Шушша!… – Шилов попытался дозваться хозяина клуба, но тот нарочно не подходил к нему, а потом и вовсе передал дело юркому юнцу, которого посетители знали и звали почему-то Коржиком, а сам скрылся за неприметной дверцей. Дверцу тут же загородил дюжий охранник с ряхой как у кабана. Шилов, однако, не терял надежды; для начала он решил осмотреться в баре, нашел себе место за столиком (соседи, кажется, даже не заметили его, увлеченные идеологическим спором), заказал у шныряющей между проходами официантки чашку кофе. Попытался прислушаться к разговору, но мало что понял, хотя и считал себя знатоком местной политической обстановки.
На столе лежала кипа газет, в основном весьма радикальной направленности. Шилов полистал их. В одной нашел статью, где говорилось, что люди исчезают из автобусов не потому, что какой-то там мессия предсказал, будто через две тысячи лет начнут исчезать грешники. Автор статьи утверждал, что исчезновения подстроены правительством, чтобы удержать власть, и церковью, насаждающей свои правила и запрещающей произносить слово «Бог». Автор, как кажется, сам еще не до конца избавился от страха перед этим словом и использовал его в статье только раз, в других местах отделываясь эвфемизмами. Шилову статья, тем не менее, понравилась. По крайней мере, это было разумное объяснение, без капли мистики. А чего-чего, но мистики Шилов, путешествуя загород, насмотрелся достаточно: деревенские жутко боялись всего, особенно автобусов, и неукоснительно следовали правилам, установленным церковью. Денно и нощно прижигали «греховные» прыщи и бородавки, только и делали, что повторяли слова друг друга, чтобы уберечься от автобусной эпидемии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120