Ей хотелось на волю, но единственными отдушинами и глотками свободы для нее по-прежнему оставались прогулки с отцом и встречи с братьями.
Она любила обоих – и Эйэ, и Инена, но каждого по-своему – слишком уж разными они были. Вместе с Эйэ к ней словно являлся ветер пустыни, ибо юноша сей, достигнув всего лишь четырнадцати лет, уже стал умелым ловчим и колесничим, овладев всеми искусствами, подобающими мужчине его положения. Инен, старший, держался более замкнуто, словно обладал неким секретом, но все признавали за ним глубокий, пытливый ум. Тии подозревала, что он тайком от отца шпионил за жрецами храма Амона и знал об их деятельности во дворце больше, чем кто-либо другой. Тии было приятно сознавать, что благодаря брату она осведомлена о делах двора лучше, чем эти задаваки-принцессы, которые только и делали, что изводили ее своими кознями. Не удивительно, что долгое отсутствие Инена – если таковое случалось – каждый раз беспокоило и огорчало ее. Как-то случилось, что он не заглядывал к ней уже несколько месяцев, и Тии, прогуливаясь с отцом, полюбопытствовала, куда это запропал ее старший брат.
Странно, но лицо Иосифа, обычно спокойное и невозмутимое, омрачилось. Тии, однако, не поняла, что огорчила отца, ибо до сего случая никогда не видела его рассерженным или потерявшим самообладание. Поэтому, упорная в своей невинности, она упорно продолжала расспрашивать его о причине отсутствия Инена.
Иосиф застыл на месте и надолго погрузился в молчание. Тии уже хотела было повторить свой вопрос, но отец поднял руку, словно призывая ее проявить терпение, и наконец заговорил:
– О дочь моя, мне тяжко даже думать об этом. Он стал орудием моих злейших врагов, и я больше не в силах что-либо для него сделать. Прошу тебя, не упоминай при мне его имя.
Тии, разумеется, удивилась, и любопытство ее было возбуждено сверх всякой меры, однако почтение к отцу заставило девочку удержаться от дальнейших вопросов. Другое дело, что вечером того же дня она послала гонца к Эйэ, дабы передать брату просьбу навестить ее при первой возможности.
Эйэ пришлось ждать несколько дней, но задержка ничуть не удивила Тии. Она знала, что брат сдружился с молодым фараоном Аменхотепом и они вдвоем частенько предавались, как свойственно юношам, веселью и забавам, свалив государственные заботы на плечи мудрого царского советника Иосифа. Прошла почти неделя, прежде чем неразлучные друзья появились во дворце со шкурами и головами убитых ими в пустыне львов. При виде фараона Тии простерлась ниц, ибо, хотя они и выросли вместе, помнила, что он владыка Египта, а кроме того, знала, что ему свойственны резкие перемены настроения, делающие его непредсказуемым. Царь, однако, тут же наклонился, поднял ее за руку, да еще и прильнул к этой руке столь долгим поцелуем, что она покраснела и отвернулась. Эйэ, все это видевший, рассмеялся и, указав жестом на львиные шкуры, сказал:
– Видишь, сестричка, мы принесли тебе подарки. Тии, однако, наморщила носик.
– Я предпочла бы получить их живыми.
– Это можно легко устроить, – с улыбкой пожав плечами, промолвил царь Аменхотеп. Ведь мы могучие охотники. – Он взглянул на Эйэ. – Разве не так? Мне всего шестнадцать, а в Египте уже никто не может со мной сравниться.
Эйэ в ответ улыбнулся и кивнул, а вот Тии сильно сомневалась в том, что кто-то может превзойти ее брата. Оба невзирая на юный возраст, ростом не уступали взрослым мужчинам, однако если Эйэ казался высеченным из самого твердого мрамора, то его царственный друг выглядел куда более слабым и рыхлым. Но Тии, разумеется, оставила эти соображения при себе, ибо молодой фараон явно хотел показаться в ее глазах великим удальцом и героем. Дабы поразить воображение юной собеседницы своими подвигами, он то и дело поигрывал отсеченной львиной головой, а потом, вымазав пальцы в крови, мазнул кровью и по губам Тии, после чего начал демонстративно облизываться. Эйэ рассмеялся, а она почувствовала неловкость, хотя, по правде сказать, так и не поняла, в чем состоит шутка. Когда фараон наконец ушел, оставив ее наедине с братом, она почувствовала облегчение. Правда, услышав ее вопрос об Инене, Эйэ лишь нахмурился и пожал плечами. Он не располагал никакими сведениями, но заверил сестренку, что все разузнает и непременно ей расскажет.
Однако на следующий день к Тии явился не Эйэ, которого та ждала, а сам царь Аменхотеп. Он снова надолго припал губами к ее руке, а потом, к удивлению и испугу девушки, заключил ее в объятия. Фараон тяжело дышал, губы его раздвинулись в алчущей улыбке, а потом она ощутила их, мягкие и влажные, на своих. В первое мгновение Тии растерялась, но потом резко высвободилась и отпрянула. Царь, однако, не был ни обескуражен, ни рассержен таким поведением.
– Прекрасно! – воскликнул он. – Я вижу, ты наделена не только красотой, но и характером. Для столь могучего охотника, как я, такая добыча становится еще более желанной.
– Мне хотелось бы надеяться, что я достойна чего-то лучшего, – молвила в ответ Тии, встретив взгляд царя с нескрываемым презрением.
На миг улыбка застыла на устах Аменхотепа, но потом он неожиданно прошептал:
– Да, это так.
Царь приблизился к ней, и его улыбка превратилась в нечто похожее на гримасу сожаления.
– Воистину так, – шепотом произнес он, взяв ее за руку и увлекши за собой на балкон. Иначе с какой стати я принес бы тебе подарок, достойный царицы?
Широким жестом он указал вниз, на двор, где стояла клетка с тремя обмякшими, заляпанными кровью львами.
– Я поймал их сам, с помощью одного лишь Эйэ, – горделиво заявил царь.
Тии молча смотрела на животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136