Доктор Элиот сардонически улыбнулся: — Боюсь, вы несколько преувеличиваете мои способности, леди Моуберли! — Зачем вы так говорите? О вас ходили легенды, я сама слышала, как вы раскрывали тайны, ставившие в тупик полицию! Доктор Элиот подпер подбородок кончиками пальцев — похоже, он вновь впал в спячку. — Мы были большими друзьями — ваш муж, Рутвен и я, — сообщил он. — Но после Кембриджа наши пути разошлись. Рутвен стал блестящим дипломатом, Моуберли увлекся политикой, а я… а я, леди Моуберли, осознал, что я не такой великий гений, каким себя всегда считал. Вскоре открыл и то, что логические фокусы, столь впечатлявшие Моуберли, всего-навсего видимость. Короче, я начал учиться скромности. — Понятно, — пробормотала я, хотя мне ничего не было понятно, и спросила, что научило его скромности. — Профессор в Эдинбурге. Доктор Джозеф Белл, — ответил он. — Я учился у него, чтобы продолжить свои исследовательские работы. У профессора Белла был такой же дар, как и у меня, ибо он мог определить основные черты характера человека с первого взгляда. Профессор использовал свой талант для объяснения студентам принципов диагноза. Мне, однако, он преподал иной урок, ибо знал, что мои способности к дедукции очень велики, поэтому меня он предупредил о противоположном, о том, что дедукция может быть логична, но не всегда верна. Он побуждал меня к проявлению моих талантов, и, хотя я частенько оказывался прав, иногда я весьма сильно заблуждался. «Это вам урок, — предупреждал он меня. — Всегда помните о том, что вы упустили. Помните о том, что вы не смогли признать, о чем вы не отважились помыслить». Он был совершенно прав, леди Моуберли. Опыт научил меня тому, что нет ничего более коварного, чем ответы, кажущиеся самыми верными. В науке всегда есть нечто непостижимое, а в поведении людей — тем более. Элиот помолчал и пригвоздил меня к месту внимательным взглядом. — Вот почему, леди Моуберли, — сказал он наконец, — я ограничил свои исследования медициной. Дорогая Люси, представьте себе, как я была удручена! — Так, значит, вы мне не поможете? — огорчилась я. — Не расстраивайтесь, прошу. Я просто предупредил вас, леди Моуберли, что мои возможности весьма ограничены. — Почему же? Потому что у вас нет практики? — В области расследования преступлений — да! — Но я уверена, такие навыки несложно восстановить. — Право, леди Моуберли, — произнес доктор Элиот, слегка помедлив, — вам лучше было бы обратиться в полицию. — Но ведь восстановить эти способности возможно? — настаивала я, не обращая внимания на его слова. Вначале доктор Элиот ничего не ответил, продолжая пристально смотреть на меня сверкающими глазами. — Возможно! — проговорил он наконец. И тогда, дорогая Люси, я почувствовала сильное искушение расшевелить его, ибо мне показалось, что его неохота на деле ни что иное как тщеславие и ему нужна какая-то возможность проявить себя. — Что вы видите во мне? — вдруг спросила я его. — Что вы можете прочесть по моей внешности? — Как я уже предупредил, мои рассуждения могут быть неверны. — Нет, доктор Элиот, неверны могут быть ваши умозаключения, но не рассуждения. Не так ли? Он слабо улыбнулся. — Ну так, — нажала я на него, — что вы можете сказать? — О, ничего особенного, кроме явно бросившегося в глаза. Я с удивлением взглянула на него: — И что же это? — Вы из богатой, но не аристократической семьи, ваша горячо любимая матушка недавно умерла, и вы редко выезжаете из дома, ибо смертельно боитесь высшего общества. Все это достаточно ясно. В дополнение к этому я бы отважился предположить, что в прошлом году вы ездили за границу, возможно, в Индию. — Вплоть до самого последнего замечания, доктор Элиот, — рассмеялась я, — я боялась, что вы обманываете меня и мой муж просто описывал вам меня в письме. На лице его появилось выражение крайнего разочарования. — Так я ошибся? — промолвил он. — Вы не были за границей? — Никогда. Он как-то обмяк, лицо его вытянулось от отчаяния: — Видите, что я имею в виду? Мои способности уже не те. — Вовсе нет, — разуверила я его. — Все остальное было совершенно верно. Но прежде чем вы объясните мне свои выводы, я хотела бы спросить, почему вы сочли, что я была за границей? — У вас на шее, — ответил он, — я заметил пару пятнышек, очень похожих на комариные укусы. Я часто наблюдал, что такие пятнышки, если они когда-то были септичны, сохраняются как слабые метки на коже в течение нескольких лет. Так что, согласно моему диагнозу, вам на каком-то этапе довелось побывать за границей. Я предположил Индию, оценив ваше ожерелье и серьги. Они явно сделаны в Индии, и я подумал, что такого рода ювелирные изделия редко встречаются здесь, в Англии. — После такого объяснения, — улыбнулась я, — я почти почувствовала себя виноватой, что никогда не была за границей. Однако вряд ли моя жизнь располагала к этому. А пятнышки, которые вы заметили, — просто аллергия на скверный лондонский воздух. — Так значит, вы воспитывались вдали от столицы? — Да, — кивнула я, — под Уитби, в Йоркшире. Я там провела двадцать два года, а в Лондоне живу с тех пор, как вышла замуж за Джорджа полтора года тому назад. — Ясно! Нахмурившись, он вновь принялся изучать пятнышки у меня на шее. — А украшения? — наконец спросил он. Я подняла руку и потрогала ожерелье. Вы наверняка видели его, дорогая Люси! Прелестная вещица из мастерски выточенных капелек золота, которая значит для меня больше, чем стоит. — Эти украшения, — произнесла я, — подарил мне дражайший Джордж. — На свадьбу, наверное? — Вот и нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135