— С чего вы взяли, что Борис домой так и не попал?
– Долго рассказывать. У нас есть надежные методики. Поверьте уж мне. Это точно.
– Куда ж он деться мог? По дороге с вокзала?
– Вот я хотел у вас узнать как раз.
– Такси вы можете исключить — ему пешком с вокзала минут десять…
– А вещи? Вещей тяжелых не было?
– Рюкзак полупустой, ну, с личными вещами. Тряпки, ерунда. Этюдник, папка для эскизов.
– Вы помните, во что он был одет?
– Штормовка, свитер, джинсы. Кроссовки «Пума» на ногах, довольно старые.
– Иначе говоря, он был объектом не слишком притягательным для грабежа?
– Смеетесь? Приехали небритые, закопченные… Бомжи бомжами. Причем с этюдниками, а у меня и мольберт был с собой — сразу видно, что не с золотых приисков.
– Так. А следить за ним, «пасти» его, еще оттуда — не могли? У вас с собою были деньги?
– Да нет. Какие там деньги! Смеетесь, что ли? Из отпуска мы с ним воз-вра-ща-лись! Неужели непонятно?
– Совсем так уж и не было денег?
– Ну, баксов триста у него, быть может, было… Но точно я не знаю. Я по себе сужу.
– Совсем ничего! — язвительно хмыкнул следователь. — Что, триста долларов — у вас уже не деньги?
– Ну почему ж? Еще недельку погулять в провинции можно, конечно, было бы. Но это ж в провинции! А по Москве на триста долларов один вечер по нынешним ценам, да и то…
«Ага, — вот, может, что! — мелькнуло в голове у Белова. — Нажраться этих денег хватит выше крыши. Шары налил. Да с поезда, да после бессонной ночи. Если, положим, в баню один, без меня завалил. И точно по пословице: пошли — в баню, пришли — в жопу… А уж потом, возможно, одиссея. Цепь приключений на мытую шею. Седьмое путешествие Синдбада. Он ведь за вечер авантюр таких может наплести, что и за год потом не разгребешь, не раскидаешь. У всех бывает день, который год кормит. А уж у Борьки-то — о-о-о! Ого-го!»
Белов вспомнил, как Борька Тренихин лет двадцать тому назад погулял всего один вечер с Юраном, с Юркой Арефьевым. И чем это кончилось.

* * *
Юрка Арефьев, график с их курса, как раз только-только женился. Свадьбу они учинили более чем скромную, только для родственников — с деньгами был крупный напряг.
Однако скупой, как известно, платит дважды. В силу этого Юрану в порядке культурной программы проведения медового месяца каждый вечер приходилось «прощаться» с кем-нибудь из друзей.
Жена терпела, так как считала эти мужские завихрения просто затянувшейся свадьбой. Тем более что, прощаясь каждый божий вечер со своей холостой жизнью, Юран надирался не в дым отечества, по-гусарски, а приглушенно так, до бормотени — как семьянину и положено. Вот так и шло день за днем — все в меру да в меру, пока день так на десятый после свадьбы Юран не схлестнулся с Тренихиным.
Начали они часов в пять за здравие, а часам к восьми были полностью уже за упокой.
Совершенно забыв причины данного гулянья, Борис предложил Юрке:
– Все, стоп, Юрка, пить. Теперь и по бабам пора, как считаешь?
Юрка согласно кивнул, считая точно так же.
– Куда двинем — на танцы в ДК, в общагу медучилища или продавщиц из кондитерской попробуем? Они как раз закрываются.
– Зачем эти сложности? — удивился Юран, вспомнив внезапно, что он женат. — Я ведь женился недавно — забыл, о чем пьем? Пойдем мою жену трахнем. Я угощаю.
Предложение показалось Борису заманчивым и простым в исполнении.
– Клево. А она-то как — насчет вообще… ну и характера?
– Какие проблемы! Золото она у меня. Катька — клад, я же тебе рассказывал.
– Отвечаешь?
– Головой! Клянусь, ты, Борь, не пожалеешь!
– Смотри! Меня обмануть легко. Я сам обманываться рад.
– Да Катька — прелесть! Что ты! Эталон!
– Эталон, говоришь? Ну, если эталон — пошли!
Юран жил довольно далеко, по тем временам на окраине — в глухом переулке на Симоновке недалеко от Алешинских казарм — район барачный, темный, дальше ехать некуда.
В тот год как раз бараки начали сносить. Причем не столько ломали, сколько жгли — чтобы зараза не расползлась, что ли — бог весть.
И надо же было беде случиться, что Борька с Юраном поперлись как раз мимо такого догорающего барака. Время было позднее, темень — глаз выколи. Ну и не случайно в полной темноте-то ребята приняли догорающее сооружение за пожар на полном серьезе. Ощущение бедствия добавляла пожарная машина, дежурившая рядом до тех пор, пока все не догорит.
– Смотри, — сказал Юран. — Пожар, бля!
– Дела! — согласился Тренихин. — Успел Дубровский кошку с крыши, на хер, снять, ты как считаешь?
– Не знаю, — пожал плечами Юран. — Я только знаю, что на пожаре собаки из огня кукол выносят. За платье, прям в зубах, бля буду.
– Кукол? — насторожился Борис. — Если там кукол выносят, значит, там и дети есть.
– Детей не выносят собаки, — авторитетно заявил Юран. — Только кукол. Сам рисовал иллюстрации Детгизу. Не понаслышке знаю.
– Вот суки ж сраные! — возмутился Тренихин. — Кукол спасают, видал, а дети — гори на здоровье!
– Да! Это блядство, конечно, — кивнул головою Юран. — Детей надо сначала спасать. Потом старух. А кукол, стариков и кошек потом.
– Да кто их спасет, кроме нас? Кому они, дети, нужны? Никому! Забыл, что ль, в какой стране живешь? — рассудил Тренихин, сам выросший, надо сказать, в детдоме. — Кроме нас, Юрка, детей спасти некому!
– Ну, так давай спасем! — поддержал Юран друга. Решительно покачиваясь, они двинули напрямки к догорающим бревнам барака…
То, что глаза их были устремлены прямо в огонь, крепко их подвело.
На подходе к бараку они рухнули в открытую яму бывшего прибарачного отхожего места. Понятно, хилый дощатник сгорел сразу же, днем еще — он был сделан из легковоспламеняющихся досок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20