– спросил Лаббок у миссис Маргарет.
Она покачала головой.
– Со мной все в порядке.
– Вы же не оставите ее здесь одну? – спросил Свистун.
– Миссис Эспиноза предложила мне пожить у нее, пока мне это потребуется.
Она заплакала. Она разозлилась на себя из-за этого, потому что не плакала даже на проникнутых опасностью улицах, а вот теперь утешение и покой, Дарованные ей отцом Мичемом, расслабили ее настолько, что она не смогла удержаться от слез.
Джексон встал, словно ее слезы удивили и обескуражили его, и принялся перешептываться с Лаббоком. Он делал вид, будто все происходит по намеченному им плану.
Поэтому у Свистуна появилась возможность сесть в кресло, взять миссис Маргарет за руку и забрать у нее сложенный вчетверо листок бумаги, который она ухитрилась на мгновение показать ему, выждав, пока оба детектива из полиции отвернутся.
Лаббок и Джексон попросили его на минуту выйти. Он так и поступил, опустив записку в карман.
– Гомика, умирающего от СПИДа, кто-то приканчивает своеобразным ножичком. Священнику, имя которого значится у него в памяти телефона, перерезают горло через пару дней. Это, конечно, взаимосвязано, но как именно, – об этом мы можем только догадываться, – сказал Джексон.
Они стояли втроем под лучами раскаленного солнца – Джексон, Лаббок и Свистун.
– О чем вы расспрашивали священника? – спросил Джексон.
– Я спрашивал, приходил ли к нему Кенни Гоч за советом. Спрашивал, не исповедовал ли его священник.
– И что он ответил?
– Ничего. Он соблюл тайну исповеди.
– Привилегия адвокатов, психиатров и терапевтов, – сказал Джексон.
Подобное положение вещей его явно не устраивало.
– Но, по-моему, все началось именно со священников, – заметил Свистун.
– И тем не менее. Что еще вы знаете из того, что не известно нам? – спросил Лаббок.
– А я не знаю, что именно вам не известно, – ответил Свистун.
– Тогда расскажите нам все, что знаете…
– А потом вы расскажете мне все, что знаете вы?
– … а потом мы расскажем тебе то, что, по-нашему, тебе следует знать, – подытожил Джексон.
– Шило на мыло, – ухмыльнулся Лаббок.
– Так не пойдет!
Лаббок тут же перестал ухмыляться с наигранным дружелюбием.
– Смотри, не артачься, добром это для тебя не кончится. Валяй, выкладывай, черт тебя побери. Причем, с самого начала.
Подобный поворот разговора не обескуражил Свистуна. В данной истории ему нечего было скрывать и некого выводить из игры. На секунду ему даже померещилось, будто полноценное взаимодействие с полицией может и впрямь принести положительные результаты.
Он рассказал детективам о том, как Майк Ри-альто ввалился однажды утром к «Милорду» – а произошло это два дня назад, неужели всего два дня назад и начал рассказывать о том, как умирающий от СПИДа облевал его кровью. Умирающий – Кенни Гоч, он же Гарриэт Ларю – был гомиком и работал на панели прямо за дверью «Милорда». У него был родственник, которому он рассказал, что знает имя убийцы некоей девочки, обезображенный труп которой был найден десять лет назад на одной из могильных плит Голливудского кладбища.
– Племянница Айзека Канаана, – не спросил, а уточнил и констатировал Джексон.
– Верно. Сара Канаан. Именно ее судьба не дает моему другу спать уже десять лет.
Лаббок отмахнулся, дав Свистуну понять, чтобы он переходил к сути дела. Детективы знали эту историю и сочувствовали Канаану, но не привыкли тратить время на бесплодные сожаления. Их задача состояла в другом – отомстить от имени всего общества. А в случае с Канааном, отомстить за него или хотя бы помочь отомстить ему самому.
Зацепка оказалась ничтожной, рассказал им Свистун, – смутное признание насмерть перепуганного мальчишки. Даже меньше того. Всего лишь намек на то, что Гоч знал об этом убийстве больше, чем полагалось бы знать ни в чем не повинному человеку. На такой основе трудно начать что бы то ни было – особенно если речь идет о зависшем убийстве десятилетней давности.
– И, тем не менее, ты поехал в хоспис и начал вынюхивать, – прокурорским тоном сказал Лаббок.
– Ради Бога, Эрни, он же сам нам все расскажет, – осадил его напарник.
– Мне казалось, Айзек заслуживает хотя бы этого, – сказал Свистун.
– Но ты не рассказал ему того, что услышал от Риальто? Того, на что намекнул Кенни Гоч? – спросил Джексон.
– Нет, но вы же знаете Канаана. От него ничто не остается в тайне. Поэтому я тогда же утром решил, что он что-то заподозрил.
– Пожалуй, – согласился Лаббок. – Когда мы задержали Риальто, Канаан вцепился в него, как собака – в кость.
– Продолжай, – сказал Джексон.
Свистун рассказал им о том, как пригласил главную сиделку Мэри Бакет в закусочную, как они вернулись в хоспис с Эбом Форстменом, родственником покойного Гоча, который прибыл забрать вещи племянника и обнаружил, что они потерялись или похищены.
Рассказывая об этом, Свистун вспомнил про человека в черном, с черными волосами, заплетенными в косичку, который заглянул в закусочную, когда они там находились, и сразу же выскочил оттуда. Про человека, которого Мэри видела в хосписе тем же утром.
Он подумал, не рассказать ли об этом человеке детективам. Но ведь тогда они откроют новое направление расследования и начнут приставать к Мэри Бакет и всячески запугивать ее.
– Туману напускаешь, Свистун? – спросил его внезапно один из детективов.
– В чем дело?
– Ты же что-то внезапно вспомнил – и решил нам об этом не рассказывать?
За долю секунды, оставшуюся у него на размышления, Свистун решил не упоминать человека в черном. Мэри детективы, так или иначе, уже заподозрили. Не хватает только, чтобы ее обвинили в пособничестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90