Время от времени кто-нибудь оповещал, что секрет кармина им разгадан и желающие могут у него приобрести этот кармин в любом количестве. Но все эти сообщения кончались одним конфузом: не та краска, что у Волосковых, много хуже.
- Вот Бурлак-Стрельцов и не удержался, решил по-пробоваться, - сказал Елпатов, - благо обстоятельства к тому подтолкнули. Ему там подо Ржевом в пятнадцатом году наследство досталось. Приехал он во Ржев бумаги оформлять, в гостинице, как положено, остановился. Там его жулики и отыскали. Ну и надули в уши про Волосковых. А Бурлак Стрельцов господин легковерный, не из вдумчивых шалтай-болтай, словом. Да и кому не лестно секрет волосковского кармина открыть? Вот он и принял все за чистую монету. Загорелся. Ну, а Александра Яковлевича вы знали. Его таким делом недолго было в соблазн ввести. Он же, как дитя малое, был душа нараспашку до самого сердца. Вот и покуролесили они на пару во Ржеве. А толку, понятно, нуль.
- С кем же они во Ржеве встречались?
- С жуликами, естественно, - хмыкнул Елпатов. - Кто, кроме жуликов, мог их в соблазн ввести касательно волосковского кармина? Дело-то пустое.
- Но ведь Александр Яковлевич был еще дважды во Ржеве.
- Вольному воля, господин Косачевский. Покойный мог туда и трижды и четырежды ездить и каждую байку из собственного кармана оплачивать. Я же говорю: дитя малое. Какой с него спрос?
Косачевский вспомнил про свой давний разговор с Бонэ о премии Наполеона и спросил у Елпатова, не отыскали ли Волосковы равноценной замены краске индиго.
- Нет, чего не было, того не было. Если бы Волосковым это удалось, то им бы не грех было во Ржеве золотой памятник поставить. Краски, равной индиго, еще никто не изобрел.
- Однако Александр Яковлевич мне о таком открытии говорил.
- Кто же додумался до этого?
- Не знаю.
- Вот и я не знаю, - засмеялся Елпатов. - Что-то вы, господин Косачевский, здесь напутали.
Может, действительно, он напутал или память ему изменила? Кто его знает. Твердой уверенности у Косачевского не было.
Он показал Елпатову заметки Бонэ о Кузнецовой-Горбуновой и Мирекуре. Елпатов надел очки, внимательно прочел, недоумевающе поглядел на Косачевского.
- Почему Бонэ интересовался этими людьми?
- Об этом разве что у него самого спросить можно. Да только покойники, сколь знаю, не очень-то разговорчивы.
- Но это может иметь какое-то отношение к ковроделию?
- Сомнительно.
- А к ржевским розыскам Александра Яковлевича?
- На это вам, господин Косачевский, никто не ответит.
Но в этом Елпатов ошибся. На свой вопрос Косачевский получил исчерпывающий ответ от другого человека. И этим человеком был Мансфельд-Полевой, которого заместитель председателя Совета милиции допросил в тот же день.
* * *
Робкий луч солнца, воровски пробравшийся через давно немытые стекла окна в кабинете Косачевского, высветил бледное личико потомка славных немецких рыцарей. Он смотрел на Косачевского жалобными голодными глазами и, похоже, готов был променять все подвиги прошлого на тарелку дымящихся наваристых щей и хороший ломоть пышного довоенного хлеба, который некогда продавался в любой хлебной лавке. Увы, такими сказочными сокровищами заместитель председателя Совета милиции не располагал, поэтому он предложил своему собеседнику (Косачевский тщательно избегал слова "допрашиваемый") стакан чая и кусок похожего на замазку черного хлеба
- А сахарок у вас найдется? - робко спросил потомок рыцарей.
- Найдется, - сказал Косачевский и, поставив перед ним сахар, рядом положил записи Бонэ.
- Вам это о чем-нибудь говорит?
- В каком смысле?
- Почему Александр Яковлевич собирал, сведения об этих людях?
- Ну как же, как же - Мансфельд поспешно допил свой стакан, и Косачевский долил ему чая. - Ведь, по слухам, Мирекур во время своей поездки в Россию приобрел в Петербурге у Агонесова великолепный норыгинский ковер. И у Кузнецовой-Горбуновой был такой ковер.
- Какой ковер?
- Норыгинский.
- А что означает "норыгинский"?
Мансфельд был настолько удивлен этим вопросом заместителя председателя Совета милиции, что даже перестал жевать.
- Вы не знаете, кто такой Норыгин?
- Представления не имею.
Мансфельд вытер сомнительной чистоты носовым платком рот и веско сказал:
- Это был единственный в мире человек, который с полным правом мог бы претендовать на премию Наполеона...
- Позвольте, позвольте, - перебил его Косачевский, почувствовав, наконец, в своих руках нечто вроде кончика ниточки этого запутанного клубка, в котором прошлое каким-то образом переплеталось с настоящим. - Вы имеете в виду премию тому, кто отыщет равноценный заменитель индиго?
- Именно, - подтвердил Мансфельд.
- Мне покойный Александр Яковлевич что-то говорил об этом.
- Естественно, Александр Яковлевич очень высоко ценил заслуги этого выдающегося человека. В работе Александра Яковлевича по истории ковроделия, которую от так и не успел закончить, Норыгину должна была быть посвящена целая глава. Хотя это и не доказано, но специалисты убеждены, что Норыгин не только нашел равноценные заменители для большинства красок, которыми пользовались древние ковроделы, но и разгадал способы их изготовления и рецепты крашения.
Когда Мансфельд допил свой чай, Косачевский попросил его подробней рассказать о Норыгине.
Оказалось, что Варфоломей Акимович Норыгин был крепостным графа Шереметева и находился на оброке.
Норыгин стоял у самых истоков дела Волосковых, будучи правой рукой Терентия, которому помогал разрабатывать рецепты бакана, белил и постоянно улучшать качество знаменитого волосковского кармина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20