– Видали когда-нибудь таких негодников? – благодушно спросила тетушка Хлоя и, взяв старенькое полотенце, плеснула на него воды из треснувшего чайника и стала смывать патоку с лица и рук малютки.
Натерев дочку до блеска, она посадила ее Тому на колени, а сама занялась уборкой посуды. Девочка тут же начала тянуть отца за нос, царапать ему лицо и – что доставляло ей особенное удовольствие – запускать свои пухлые ручонки в его курчавую шевелюру.
– Ишь, озорница! – сказал Том, держа дочку на вытянутых руках, потом встал, посадил ее себе на плечо и давай прыгать и приплясывать с нею по комнате.
Мистер Джордж махал платком, Моз и Пит, уже успевшие вернуться, бегали за ними, ревя, как всамделишные медведи, и под конец тетушка Хлоя заявила, что они своей возней «совсем ее без головы оставили». Поскольку эта хирургическая операция производилась здесь ежедневно, заявление тетушки Хлои нисколько не умерило всеобщего веселья, и тишина наступила в хижине лишь тогда, когда все накричались, набегались и натанцевались до полного изнеможения.
– Ну, кажется, угомонились, – сказала тетушка Хлоя, выдвигая на середину комнаты низенькую кровать на колесиках. – Моз и ты, Пит, ложитесь спать…

* * *

Пока все это происходило в хижине работника, в доме хозяина разыгрывалась совсем другая сцена.
Работорговец и мистер Шелби сидели в той же столовой, за тем же столом, на котором возле чернильницы лежали какие-то бумаги.
Мистер Шелби подсчитывал пачки денег и одну за другой передавал их работорговцу.
– Все правильно, – сказал тот, в свою очередь пересчитав деньги, – а теперь проставьте свою подпись.
Мистер Шелби торопливо придвинул к себе купчую, Купчая, или купчая крепость, – документ о покупке имущества.

подписал ее и отодвинул в сторону вместе с деньгами. Ему, видимо, хотелось поскорее покончить с неприятным делом. Гейли вынул из своего потрепанного саквояжа лист пергаментной бумаги и, просмотрев его, передал мистеру Шелби, который потянулся за ним, стараясь не выдать своего нетерпения.
– Ну, вот и покончили, – сказал работорговец, вставая из-за стола.
– Да, покончили, – в раздумье проговорил мистер Шелби и, глубоко вздохнув, повторил: – Покончили!
– А вы как будто вовсе и не рады, – удивился работорговец.
– Гейли, – сказал мистер Шелби, – я надеюсь, вы будете помнить, что дали мне честное слово не продавать Тома в неизвестные руки.
– Да вы сами только что это сделали, сэр, – сказал работорговец.
– Как вам известно, меня вынудили к этому обстоятельства, – высокомерно ответил Шелби.
– И меня могут вынудить, – сказал работорговец. – Да ладно, я уж постараюсь подыскать вашему Тому местечко получше. А что касается хорошего обращения, так на этот счет можете не беспокоиться. Чего другого, а жестокости во мне, благодарение создателю, и в помине нет.
Памятуя прежние доводы, которые Гейли приводил в доказательство своей гуманности, мистер Шелби не очень-то был обнадежен его заверениями, но так как ни на что другое рассчитывать ему не приходилось, он молча проводил работорговца из комнаты и, оставшись один, закурил сигару.

ГЛАВА V
показывает, как одушевленная собственность относится к перемене хозяев

Мистер и миссис Шелби ушли к себе в спальню. Сидя в большом кресле, мистер Шелби просматривал дневную почту, а его жена стояла перед зеркалом и расчесывала волосы, которые ей так искусно уложила накануне Элиза. Увидев побледневшее лицо и запавшие глаза своей служанки, миссис Шелби отпустила ее в тот вечер раньше обычного и велела ложиться спать. И сейчас, причесываясь на ночь, она вдруг вспомнила их недавний разговор и спросила мужа небрежным тоном:
– Да, кстати, Артур, кто этот неотесанный субъект, которого вы сегодня привели к обеду?
– Его зовут Гейли, – ответил Шелби и беспокойно задвигался в кресле, не поднимая головы от письма.
– Гейли? А кто он такой и что ему здесь понадобилось?
– Я вел с ним кое-какие дела, когда был последний раз в Натчезе, – сказал мистер Шелби.
– И на этом основании он теперь считает себя своим человеком в нашем доме и напрашивается к обеду?
– Нет, я сам его пригласил. Надо было подписать счета.
– Он работорговец? – спросила миссис Шелби, подметив смущенный тон мужа.
– Откуда вы это взяли, дорогая? – сказал Шелби и взглянул на нее.
– Да, собственно, ниоткуда. Просто вспомнила, как Элиза прибежала ко мне после обеда, расстроенная, вся в слезах, и уверяла, будто бы она слышала, что работорговец предлагал вам продать ее мальчика. Такая чудачка!
– Она слышала? – повторил мистер Шелби и несколько минут не отрывал глаз от письма, не замечая, что держит его вверх ногами.



«Рано или поздно это выяснится, – думал он, – лучше уж признаться сейчас».
– Я отругала Элизу, – продолжала миссис Шелби, расчесывая волосы, – и сказала, что вы никогда не ведете дел с подобными людьми. Ведь вам и в голову не придет продавать наших негров, особенно в такие руки.
– Да, Эмили, – сказал ее муж, – до сих пор не приходило. Но теперь дела мои так повернулись, что ничего другого не придумаешь. Кое-кого придется продать.
– Этому человеку? Немыслимо! Мистер Шелби, да вы шутите!
– К сожалению, нет, – сказал Шелби. – Я решил продать Тома.
– Как! Нашего Тома? Доброго, преданного негра, который служит вам с детских лет! Мистер Шелби! Вы же обещали освободить его, мы с вами столько раз говорили ему об этом! В таком случае, меня ничто не удивит, меня не удивит даже, если вы захотите продать Гарри, единственного сына несчастной Элизы. – В словах миссис Шелби слышались и негодование и горечь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18