Прохладный ветерок ударил в лицо Хасану. В тени под высокими густыми акациями и раскидистыми ореховыми деревьями старик остановил всех и, словно бы что-то решая, стал ходить взад-вперед, заложив за спину руки. Парень в шинели, то ли от нечего делать, то ли с намерением попугать Хасана, бросал в ствол дерева алтан-дис, особый метательный горский харбукский нож. Самодельные из буйволиной кожи ножны от этого ножа висели у него на ремне рядом с кинжалом. Нож очень метко вонзался в обструганный отрезок толстого ствола орехового дерева. Бросал его парень с довольно большого расстояния, отступая от дерева аршин на двадцать.
Старик вдруг остановился перед пленником и испытующе посмотрел на него.
– Красную ленту на папаху давно нацепил? – спросил он. И, не дождавшись ответа, добавил: – Большевик?.. Чего молчишь, язык проглотил? – И старик – откуда духу набрался – неистово заорал: – К дереву его!
Парни покорно схватили Хасана, подвели к стволу, тому самому, что служил мишенью хриплому, и привязали. Метатель отошел туда, откуда он бросал нож. «Ну, все!» – подумал Хасан из Амузги. Он поднял голову и посмотрел сквозь густую листву на небо, залюбовался пестрокрылой птичкой, сидевшей на ветке…
– Кончайте, нам пора! – скомандовал старик и отвернулся.
– А может, напоследок спросить его, вдруг да перед смертью заговорит? Неужели ему так уж надоело жить?.. – шепнул хриплый старику, но тот только рукой махнул.
Хасан едва успел взглянуть на целившегося. Резким взмахом хриплый бросил нож. «Все, конец. Прощай, мать, прощай, Муумина!» – мелькнуло в голове, и веки невольно закрылись. Хасан услышал удар вонзившегося в дерево металла. «Что это?» Открыл глаза. Трое парней стояли и криво улыбались, а старик медленно шел к нему. Хасан услышал:
– Как это Али-Шейх может передавать мне привет, если он уже давно распрощался с жизнью?
– А я от него, оттуда… – вознес руки к небу Хасан из Амузги, и это было близко к истине. Всего минуту назад он и впрямь был «там». «Неужели это еще не конец? Тогда что это? – Хасан тяжело вздохнул: – Видно, надеются многое у меня выпытать».
– Может, скажешь, что и ключ от рая в твоих руках?
– Да, если имеется в виду рай на земле.
Вот-вот прозвучат последние слова: «Тогда я рад приветствовать тебя». Хасан ждал в нетерпении, но старик не произнес их.
– Хорошо заучил, мерзавец! И не ведает, что пароль давно заменен.
– Ха-ха-ха! – невольно засмеялся Хасан сын Ибадага из Амузги. – Кем заменен?
– Мной. И о том, что пароль другой, Али-Шейху известно!
Серго сын Васила не мог понять, отчего это вдруг пришельцу стало весело.
– Почтенный Серго сын Васила, а знаешь ли ты, что Али-Шейх и правда ушел из жизни?
– Что?
– Вот так-то. Уже три пятницы тому назад умер. Теперь и мне все ясно. Произошло недоразумение.
Хасан из Амузги вспомнил, как Мустафа говорил, что отец не успел сказать ему перед смертью что-то важное.
– Да развяжите вы меня! Хватит, и так душу замутили. Я Хасан из Амузги!
– Развяжите! Хасан из Амузги ты или кто другой, а только несешь чепуху. В прошлую пятницу Али-Шейха видели в полном здравии.
– Не стану я вам доказывать. С минуты на минуту его сын будет здесь…
– Мустафа?
– Да, он самый. А тот, кто сказал вам, что Али-Шейх жив, хотел, видимо…
– Войти к нам в доверие?..
– Может быть. Кто это был?
– Саид Хелли-Пенжи.
– Что? – удивился Хасан из Амузги.
– Да, он так назвался.
Странно, как мог попасть сюда Саид Хелли-Пенжи? Выходит, он следил за ними, когда они с Мууминой отрывали из тайника коран? Но…
– Этому негодяю вы, конечно, не учинили такой пытки?
– Нет. Но он ведь и не заикался о пароле…
– А что ему здесь нужно было?
– Проездом он. Ехал в Кумтор-Калу, а оттуда, кажется, собирался в Темир-Хан-Шуру.
– Зачем?
– Он не сказал, а мы не спрашивали.
– Тоже, конспираторы… А мне чуть мозги не вышибли. – Он потрогал шишку на голове, рывком подставив ногу, ударом в грудь свалил одного из тех, что помоложе, второго бросил через плечо, а хриплому так вывернул руку, что тот застонал.
Старик обомлел, не понимая, что вдруг произошло, а сыновья его (да, это были сыновья) уже изготовились броситься на Хасана из Амузги и растоптать…
– Ну хватит! Теперь мы квиты… – сказал Хасан. Сняв папаху, он показал свою бритую голову, на ней справа красовалась огромная шишка с кровоподтеком. – Убить же могли! Только этого мне и не хватало, чтобы у самой цели умереть, да еще и от своих…
– Ты тоже бьешь – не гладишь… – сказал хриплый.
– Кто они? – спросил Хасан, кивнув на парней.
– Мои сыновья. Четверо их у меня. Одного послал к Али-Шейху сообщить об изменении пароля. Он вот тоже от первой жены, – старик показал на хриплого. – А эти близнецы от второй. Вон и она возвращается. Ходила в Кумтор-Калу чуреки испечь. Идем в дом. Холодный ягурт из погреба да с теплым чуреком – это, брат, райская еда.
– Что ж, с удовольствием, – согласился Хасан. – Я голоден, как стадо волков…
А в это время вернулся четвертый сын, гонец к Али-Шейху, и, понятно, сообщил, что Али-Шейх умер и похоронен три пятницы назад, а сакля его на замке. Мустафы, мол, дома нет… Старик после этого и вовсе подобрел. Сыновья не без смущения подошли к Хасану из Амузги, о котором слышали так много восторженных рассказов. Вот ведь при каких странных обстоятельствах довелось встретиться. Хасан с улыбкой протянул им руку. Они поочередно почтительно пожали ее. Ничего, мол, не поделаешь, время такое, не всякому верить можно.

Драгоценный тайник

Муртуз-Али возвращался к домику в степи с таким воинством, что, будь здесь хоть сотня вооруженных людей, и им бы не устоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71