Затем настал черед обоих ее братьев и невестки – уже из-за богатого наследства. Видимо, маркиза была психически ненормальной женщиной: вскоре она дала яд и своей малолетней дочери, так как заметила, что она взрослеет (так записано в чудовищном дневнике маркизы, в котором она вела учет своих жертв). Кроме того, маркиза и ее любовник клали яд в паштеты из голубей и потчевали ими своих гостей и сотрапезников – просто для развлечения.
Семидесятилетний священник Стефан Гейбург изобрел другой знаменитый яд «avium risus» («смех птиц»), от которого умирали в припадке безудержного смеха, так как у отравившегося им возникала подъязычная опухоль. Известные в Париже гадалки и прорицатели Ла Вуазен, Лесаж и Вигуре воспользовались изобретениями Экзили и Гейбурга и начали не только предсказывать наследникам смерть богатых родственников, но и способствовать ей. Их почитали за людей, имевших необыкновенные познания в тайных науках. В судебных протоколах неоднократно упоминается, что они давали яд тем, кого их просили отравить, под видом чудодейственного средства, якобы наделявшего человека даром ясновидения и узнавания мест сокрытия сокровищ. Несколько священников помогали им в этом деле, весьма своеобразно причащая богатых больных. Они продавали ядовитые снадобья и служили молебны об успехе отравления перед распятием, поставленным вверх ногами. Подпольные черные мессы служились ими едва ли не чаще, чем литургии в церквах. Тот же Гейбург показал на суде, что гофмейстер королевского двора неоднократно привозил к нему знатных женщин, желавших забеременеть, и он читал над их обнаженными животами молитвы и заклинания, вроде следующего: «Я заклинаю вас, духи, коих имена означены на сей бумаге, исполнить волю и намерение той особы, для которой я служу молебен».
За короткое время трагедии разыгрались в 500–600 богатых парижских домах. Страх парализовал Париж; отцы семейств закупали припасы и сами готовили пищу в какой-нибудь грязной пригородной харчевне, чтобы не стать жертвой предательства в собственном доме. Вскоре зараза распространилась по всей стране, всюду находили трупы людей, умерших внезапно, без всякой видимой причины. Казалось, вся Франция разделилась на отравителей и отравляемых.
Король учредил особую Огненную палату для расследования этих преступлений. Случай помог открыть истину. Сен-Круа погиб при взрыве реторты с отравленной жидкостью. Поскольку у него не было наследников, его имущество опечатали. В одном из ящиков бюро судебные исполнители обнаружили целый арсенал ядов, а в другом – письма маркизы Бренвилье, полностью изобличавшие обоих.
Маркиза была обезглавлена, Ла Вуазен и еще пятьсот человек, подозреваемых в отравительстве, исчезли в подвалах Огненной палаты. Однако для дальнейшего расследования король был вынужден создать тайную комиссию, поскольку обвиняемые называли имена таких высокопоставленных лиц, что судьи пришли в ужас. Выяснилось, что колдунью посещал брат короля герцог Орлеанский, требовавший у нее какого-нибудь средства, с помощью которого он мог бы влиять на волю короля; герцог Люксембургский, маршал Франции, заставлял Лесажа приготовлять яды и делать заклятия против короля; кроме того, он просил Сатану сделать так, чтобы его пожалование в Пиренейские герцоги считалось со дня основания Пиренейского поместья (в 1576 году); герцог Бульонский, наследник маршала Тюренна, платил колдунье пятьдесят тысяч ливров, чтобы она вызвала ему тень легендарного полководца, и готов был дать еще двадцать тысяч, если она заставит призрак указать место, где маршал зарыл свои сокровища: герцог не сомневался в правдивости этого слуха; госпожа Дре, влюбленная в герцога Ришелье, отравила всех своих соперниц. (Кстати сказать, в протоколах Огненной палаты упоминается и имя Расина в связи с таинственной смертью его любовницы дю Парк.)
Наверное, далеко не все, о чем говорится в судебных протоколах, заслуживает безусловного доверия: допросы велись с применением пытки и, конечно, доля напраслины в показаниях обвиняемых должна быть весьма велика.
В этом отношении характерно дело Марии Анны Манчини, герцогини Бульонской (племянницы Мазарини), обвиненной в том, что она просила Лесажа отравить ее мужа для того, чтобы выйти замуж за герцога Вандома. Из показаний самой герцогини видно, что вся ее вина состояла в любопытстве и, быть может, в излишней доверчивости к прославленному шарлатану. Этот «колдун» и «маг», в качестве доказательства своего искусства, обещал герцогине и Вандому у них на глазах сжечь записку с несколькими вопросами, а затем доставить ее в целости и сохранности в любое место, какое они укажут, и ответить на записанные вопросы. Вандом записал на куске бумаги два вопроса: где сейчас находится герцог Наваррский и умер ли в действительности герцог Бофор – и запечатал ее своим перстнем. Лесаж связал ниткой свернутую в трубку бумагу, вложил ее в конверт, который Вандом лично сжег. После этого Лесаж уверил герцогиню, что она найдет записку у себя дома, в одной из фарфоровых ваз. Герцогиня поспешила домой, но, разумеется, ничего не обнаружила.
Однако через несколько дней Лесаж принес ей записку – ту же самую или очень похожую, – что немало удивило герцогиню. Вандом потребовал повторения фокуса, причем с условием, чтобы Лесаж возродил сожженную записку немедленно. От этого условия шарлатан отказался, заявив, что они получат записку по прошествии некоторого времени. Проделав все манипуляции, как в первый раз, он простился с сановными любовниками. Герцогиня неоднократно посылала к нему слуг, даже ходила сама и требовала предъявить записку, но он отговаривался под разными предлогами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100