ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Сегодняшний командир полка – это комок воли. И энергию этой воли люди должны чувствовать постоянно, на расстоянии.
«А как он с тобой обошелся?»
Ефимов сперва хотел ответить самому себе, что «нормально, по заслугам обошелся», но понял, что будет не прав. Волков по достоинству оценил тот нестандартный перехват радиоуправляемой мишени, его неожиданный маневр. И если бы не это роковое совпадение – напороться на стаю птиц как раз на той высоте, ниже которой работать было запрещено, – его бы действительно отметили по заслугам. Волков простил ему и риск, и утопленный самолет. Он не простил Ефимову упрямое желание «остаться чистеньким». «На карте честь полка, а вы лишь о себе печетесь». А Ефимов не только лично для себя, но и для своего полка не хотел чести, завоеванной ценой подлога. Эта нравственная раздвоенность Волкова всегда вызывала в душе Ефимова протест и желание высказаться: «Разберитесь в себе, Иван Дмитриевич, и вы станете не только таким великим командиром, каким был Чиж, вы пойдете значительно дальше, у вас все для этого есть». Но давать советы старшим Ефимов считал себя не вправе. Лучше быть битым, чем смешным.
«Надо же, какие зигзаги вычерчивает жизнь, – удивленно думал Ефимов. – Будто специально помог Иван Дмитриевич стать мне вертолетчиком, чтобы спустя три года встретиться вот в такой ситуации с его сыном». Думалось об этом где-то во втором слое сознания, потому что первый слой уже расчетливо перебирал один за другим варианты взлетного режима, вгонял их в известные формулы, выстраивал в пространстве векторы сил, влияющих на маневрирование, как можно точнее вычерчивал возможную траекторию полета. И как он ни считал, выходило, что с таким грузом можно только падать. А ему необходимо лететь. И он полетит. Наперекор законам аэродинамики.
– Все, командир, – снова протиснулся в кабину Голубов. Он хотел напрямую объясниться, но работающие двигатели извергали на скалы такой остервенелый грохот, что казалось, вертолет вот-вот не выдержит и развалится на куски. Голубов снова достал лежащий на его сиденье шлемофон и приладил к шее ларингофоны. – Такая мысль, командир. Только не перебивай. Выслушай и оцени. Разбитый вертолет можно эвакуировать. Мы с Баранчиком останемся и подготовим его к транспортировке на подвеске. Надо кое-что снять с этой машины. Да и взлетать без нас будет легче. Это добрых триста килограммов. Скажи, ты справишься без нас?
– Справиться я справлюсь, только…
– Тогда решено. Для центровки пусть этот лейтенант сядет на мое место. Все веселей.
– А если я не смогу? Если буран?
– Буран не вечен. Прилетит Шульга.
– А если «духи» спустятся?
– Справимся. Мы тут кучу оружия оставили, чтобы не утяжелять тебя. Все. Ни пуха, командир. Пробуй. Удачи тебе!
Ефимов до боли стиснул зубы. Знали бы только, как ему не хотелось оставлять ребят в этом ласточкином гнезде, но Голубов был прав по всем статьям. Триста килограммов в такой ситуации – ангельский подарок. Да и разбитый вертолет надо эвакуировать. Эта машина еще полетает. Бросать такую технику преступно.
– Лейтенант, – Ефимов тронул раненого летчика за плечо. Тот с трудом разлепил веки, шевельнулся и гримаса боли исказила его бледное как мел лицо. – Попробуй сесть на правое сиденье.
Волков-младший лишь глазами показал, что понял, сжал зубы, обхватил левой рукой живот и довольно резво пересел на указанное место. Застегнул привязные ремни.
– Правильно сделали, – сказал он. – Не взлетим мы. Хоть они останутся.
Ефимов пропустил мимо ушей эти слова. Теперь, когда машина стала легче на триста килограммов, он просто не имеет права не взлететь. Прибавил обороты, еще, еще… Вот уже и взлетный режим, но вертолет вибрирует, будто его посадили на крепкий якорь, и ни с места.
В шлемофонах сначала тихо и прерывисто, затем все чище и чище стал звучать знакомый голос: «Полсотни седьмой», я «ноль-одиннадцатый», ответьте, как слышите». Ефимов обрадованно придавил до упора курок переключателя связи и весело ответил: «Ноль-одиннадцатый», слышу вас! Я «полсотни седьмой», на связи!»
И забился, запульсировал эфир. Путая позывные, Шульга торопливо сообщал, что и он, «ноль-одиннадцатый», и Скородумов, то есть «ноль-двенадцатый», спешат к нему, Ефимову, то есть «полсотни седьмому» на выручку, что очень рады слышать, что…
– Связь прекращаю, – перебил Ефимов, – взлетный режим. – И коротко доложил обстановку.
Шульга заорал перепуганно:
– Не смей взлетать, слышишь. Продержись полчаса, разгрузи половину людей, мы поможем.
– Конец связи, – сказал Ефимов и отпустил палец на подпружиненном переключателе. Убедившись окончательно, что взлететь обычным способом ему не удастся, решил использовать последний шанс, рискованный, но единственный – падать в ущелье. Падать по рассчитанной траектории и постепенно выгребать на высоту. Только бы благополучно свалиться со скалы, не задеть лопастями несущего винта эти острые камни, хотя бы чуточку взмыть, оторваться не по прямой вниз, а по дуге…
И вот уже двигатели взревели во всю свою мощь, и вертолет, мелко вибрируя, стал крениться в темный провал. Чуточку, самую малость вверх и набок. «То, что и требовалось доказать!» А затем – невесомость и… полет перешел в покатое скольжение. Повернутая к отвесной стене каньона поисковая фара стремительно выхватывала из мрака зловеще острые ребра вековых скал, извилистые трещины, отполированные ветрами тысячелетние каменные лбы. «А днем здесь чертовски красиво».
Стрелка высотомера неудержимо шла к роковой черте. Вертолет падал. Вот уже четыреста метров… пятьсот… А глубина ущелья – около тысячи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241
«А как он с тобой обошелся?»
Ефимов сперва хотел ответить самому себе, что «нормально, по заслугам обошелся», но понял, что будет не прав. Волков по достоинству оценил тот нестандартный перехват радиоуправляемой мишени, его неожиданный маневр. И если бы не это роковое совпадение – напороться на стаю птиц как раз на той высоте, ниже которой работать было запрещено, – его бы действительно отметили по заслугам. Волков простил ему и риск, и утопленный самолет. Он не простил Ефимову упрямое желание «остаться чистеньким». «На карте честь полка, а вы лишь о себе печетесь». А Ефимов не только лично для себя, но и для своего полка не хотел чести, завоеванной ценой подлога. Эта нравственная раздвоенность Волкова всегда вызывала в душе Ефимова протест и желание высказаться: «Разберитесь в себе, Иван Дмитриевич, и вы станете не только таким великим командиром, каким был Чиж, вы пойдете значительно дальше, у вас все для этого есть». Но давать советы старшим Ефимов считал себя не вправе. Лучше быть битым, чем смешным.
«Надо же, какие зигзаги вычерчивает жизнь, – удивленно думал Ефимов. – Будто специально помог Иван Дмитриевич стать мне вертолетчиком, чтобы спустя три года встретиться вот в такой ситуации с его сыном». Думалось об этом где-то во втором слое сознания, потому что первый слой уже расчетливо перебирал один за другим варианты взлетного режима, вгонял их в известные формулы, выстраивал в пространстве векторы сил, влияющих на маневрирование, как можно точнее вычерчивал возможную траекторию полета. И как он ни считал, выходило, что с таким грузом можно только падать. А ему необходимо лететь. И он полетит. Наперекор законам аэродинамики.
– Все, командир, – снова протиснулся в кабину Голубов. Он хотел напрямую объясниться, но работающие двигатели извергали на скалы такой остервенелый грохот, что казалось, вертолет вот-вот не выдержит и развалится на куски. Голубов снова достал лежащий на его сиденье шлемофон и приладил к шее ларингофоны. – Такая мысль, командир. Только не перебивай. Выслушай и оцени. Разбитый вертолет можно эвакуировать. Мы с Баранчиком останемся и подготовим его к транспортировке на подвеске. Надо кое-что снять с этой машины. Да и взлетать без нас будет легче. Это добрых триста килограммов. Скажи, ты справишься без нас?
– Справиться я справлюсь, только…
– Тогда решено. Для центровки пусть этот лейтенант сядет на мое место. Все веселей.
– А если я не смогу? Если буран?
– Буран не вечен. Прилетит Шульга.
– А если «духи» спустятся?
– Справимся. Мы тут кучу оружия оставили, чтобы не утяжелять тебя. Все. Ни пуха, командир. Пробуй. Удачи тебе!
Ефимов до боли стиснул зубы. Знали бы только, как ему не хотелось оставлять ребят в этом ласточкином гнезде, но Голубов был прав по всем статьям. Триста килограммов в такой ситуации – ангельский подарок. Да и разбитый вертолет надо эвакуировать. Эта машина еще полетает. Бросать такую технику преступно.
– Лейтенант, – Ефимов тронул раненого летчика за плечо. Тот с трудом разлепил веки, шевельнулся и гримаса боли исказила его бледное как мел лицо. – Попробуй сесть на правое сиденье.
Волков-младший лишь глазами показал, что понял, сжал зубы, обхватил левой рукой живот и довольно резво пересел на указанное место. Застегнул привязные ремни.
– Правильно сделали, – сказал он. – Не взлетим мы. Хоть они останутся.
Ефимов пропустил мимо ушей эти слова. Теперь, когда машина стала легче на триста килограммов, он просто не имеет права не взлететь. Прибавил обороты, еще, еще… Вот уже и взлетный режим, но вертолет вибрирует, будто его посадили на крепкий якорь, и ни с места.
В шлемофонах сначала тихо и прерывисто, затем все чище и чище стал звучать знакомый голос: «Полсотни седьмой», я «ноль-одиннадцатый», ответьте, как слышите». Ефимов обрадованно придавил до упора курок переключателя связи и весело ответил: «Ноль-одиннадцатый», слышу вас! Я «полсотни седьмой», на связи!»
И забился, запульсировал эфир. Путая позывные, Шульга торопливо сообщал, что и он, «ноль-одиннадцатый», и Скородумов, то есть «ноль-двенадцатый», спешат к нему, Ефимову, то есть «полсотни седьмому» на выручку, что очень рады слышать, что…
– Связь прекращаю, – перебил Ефимов, – взлетный режим. – И коротко доложил обстановку.
Шульга заорал перепуганно:
– Не смей взлетать, слышишь. Продержись полчаса, разгрузи половину людей, мы поможем.
– Конец связи, – сказал Ефимов и отпустил палец на подпружиненном переключателе. Убедившись окончательно, что взлететь обычным способом ему не удастся, решил использовать последний шанс, рискованный, но единственный – падать в ущелье. Падать по рассчитанной траектории и постепенно выгребать на высоту. Только бы благополучно свалиться со скалы, не задеть лопастями несущего винта эти острые камни, хотя бы чуточку взмыть, оторваться не по прямой вниз, а по дуге…
И вот уже двигатели взревели во всю свою мощь, и вертолет, мелко вибрируя, стал крениться в темный провал. Чуточку, самую малость вверх и набок. «То, что и требовалось доказать!» А затем – невесомость и… полет перешел в покатое скольжение. Повернутая к отвесной стене каньона поисковая фара стремительно выхватывала из мрака зловеще острые ребра вековых скал, извилистые трещины, отполированные ветрами тысячелетние каменные лбы. «А днем здесь чертовски красиво».
Стрелка высотомера неудержимо шла к роковой черте. Вертолет падал. Вот уже четыреста метров… пятьсот… А глубина ущелья – около тысячи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241