Каждому открыт вход в Музей Мироздания. Но не каждому покажут запасники и золотые кладовые.

Если когда-то были свирепые войны между католиками и протестантами, почему так трудно допустить, что мы доживем до войн между фрейдистами и кантианцами? В конце концов, наша картина мира – это единственное, за что стоит убивать и быть убитым.

Самая частая ошибка людей, одаренных умом и сердцем: выставить эти дары на продажу и ждать вознаграждения за них.

Разумные и озверелые вечно противостоят друг другу. Но в те моменты истории, когда озверелые одолевают, разумные пускают в ход все силы своего ума, чтобы объяснить их победу разумными причинами.

Вы мечтаете заглянуть в будущее? Идиоты! Что с вами станет, когда вы точно узнаете дату своей смерти?

Вот уж действительно! Что меня ждало в будущем, кроме страха и боли? А все равно ни о чем другом не могла думать.
Страх жил во мне своей отдельной жизнью. Он болел и пульсировал, как опухоль, как нарыв. Мне казалось, что я легко могу нащупать его пальцем – вот здесь, где живот мысом входит в грудную клетку. Нащупать и надавить. Страх стал неотделим от меня. И чувство безнадежности вырастало из него, как тугая лиана, дотягивалось до горла, до гортани, до глаз.
В тот день страх болел с утра как-то по-особому, будто из него стали прорастать по бокам колючие шипы. Немного – ненадолго – отвлекла Элла Иосифовна, заскочившая на чашку кофе с вареньем. Принесла очередную историю из своей любимой газеты «Новости». Будто какой-то австралийский археолог, делая раскопки в Сирии, обнаружил местоположение Эдема. Анализ минералов показал, что почва в этой местности когда-то была фантастически плодородна, для нее не требовались ни плуг, ни лопата. Вскоре из-под земли извлекли два скелета – мужской и женский. В грудной клетке мужского не хватало одного ребра. Окаменелые остатки яблони тоже всплыли неподалеку. И что-то похожее на кожу змеи. Элла Иосифовна – счастливица! – умеет тешить себя сказками. Мне бы так.
В институте студенты вели себя непривычно тихо, строчили конспекты, не поднимая глаз. Почувствовали мое состояние? Или летопись злодеяний на страницах «Записок из Мертвого дома» напугала их всерьез, нагнала уныние?
К дому подходила в сумерках, привычно вглядываясь в стоящие автомобили. Дойдя до дверей, вспомнила, что в холодильнике у меня – пустыня. Нет, нельзя так распускаться. Нужно съездить в магазин. Да, для одной себя. Худеть мне некуда, и так мало осталось.
Заставила себя сесть в машину, завела мотор. И не обязательно ехать в большой супермаркет. В ближней корейской лавчонке есть все, что мне нужно. Немного подороже? Ничего, не разорюсь.
Молоко, хлеб, сахар. Пакетик колбасы «прошюто», сыр… Что еще? Консервированный горошек, банка сардин. Коробки с мороженым тянулись за стеклянными дверцами, погружали в привычную растерянность: ванильное, кокосовое, клубничное или миндальное? Муки свободного выбора.
Черная кассирша, с табличкой «Tanya» на груди, протянула сдачу, глядя в сторону, вверх, на руки – только бы не в лицо. Ну и ладно, и бог с нею…
Хотела положить пакет с покупками на пассажирское сиденье. Но кто-то припарковал свою машину справа так близко – не протиснуться. Пришлось обойти слева. Отперла обе дверцы, продукты – назад, сама – за руль.
И тут-то он и выскочил.
Вернее, возник, сгустился силуэтом из сумрака.
Я так и не поняла – откуда. Увидела близко-близко нож, нацеленный мне в глаз, в рот, в горло. И услышала знакомый голос – негромкий, без всякой угрозы, почти вежливый:
– Подвинься.
«Вот и конец, – подумала я. – И никакого защитного блокнота. Прожила от одного ножа до другого».
Но подчинилась.
Мелькнула мысль – выскочить в правую дверь. Нет, поставленная рядом машина не дала бы. Видимо, это он сам – нарочно – и припарковался там так впритирку. Все продумано, все рассчитано…
Глеб убрал нож, вынул из моих омертвевших пальцев ключи. Щелкнул зажиганием. Дорелик рассказывал мне, что есть защитные устройства против похитителей автомобилей, которые позволяют полиции издали выключить мотор посланным радиосигналом. Но у меня не дошли руки заняться этим.
Мы ехали по темнеющим улицам. Глеб молчал, я – тоже. Останавливаясь на красный свет, он каждый раз почти прижимался к машине справа. Выскочить было невозможно.
Только когда выехали на шоссе, он заговорил.
– Видел, ты зачастила в полицию. Такого я от тебя не ожидал. И что? Помогли тебе стражи порядка?
Я молчала.
– Ты прочла всех русских классиков, постигла с их помощью человеческую природу. Неужели ты думаешь, что люди, работающие за зарплату, могут остановить человека, защищающего свою любовь?
– Это ты о себе? – не выдержала я.
– Сарказм, убийственный сарказм. Да, вы неплохо постарались. Вбивали нам в головы с детства, что к слову «люблю» главные синонимы: «благоговею», «превозношу», «счастлив услужить», «жду приказов». «Желанье ваше мне закон…» А те, кто пытается сделать синонимами «беру», «овладеваю», «отбиваю», – те очень плохие люди, разбойники и насильники.
– Какой любви ты можешь ждать от меня после того, что ты со мной проделывал? После того, что ты делаешь со мною сейчас?
– …И я в юности тоже подчинялся этому сценарию. Ухаживал-обхаживал, цветочки подносил, стишки посвящал. А потом вдруг озлился. Понял, какой это обман. Взбунтовался. «Да что они себе позволяют?! Откуда у них власть и право так помыкать нами?» Ведь кто нами распоряжался с детства? Одни тетки. Училки – тетки, врачихи – тетки, вахтерши и сторожихи – тетки, даже судьи – и те тетки! Вся власть теткам? Не подчинюсь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111