Щеки гладко блестели, отшлифованные спецбритвой и спецкремом. Дамы щеголяли меховыми воротниками, сделанными из спецбобров.
На стене висела огромная разноцветная карта говяжьей туши, похожая на разрезанную на штаты Америку. Флорида передних ног омывалась красными, синими, зелеными волнами восходящих диаграмм. Негромким искаженным эхом звучал голос переводившей Мелады. Она с утра была молчаливой, чужой, печальной.
Антон приглядывался к директору. Тот заметно выделялся среди прочих консервных чиновников. Седая шевелюра клубилась над шишковатым лбом, стекала за уши. Брови грозно чернели. Когда он говорил, язык его заметно и грубо ворочался во рту, как пленник в слишком тесной пещере. Красноватые кулачки далеко вылезали из рукавов коричневого спецпиджака.
– Ну и хорошо, – прервал он вдруг докладчика на полуслове. – И молодец. Дальше нам все ясно. Как говорится, не все мели, что помнишь. А то мы тут до вечера засидимся. А у нас еще два важных пункта. Дегустация и заморский гость. Вон он сидит, ушами хлопает. Ты это, красавица, пропусти. Знаешь небось, что можно переводить, что – нет. Дегустацию сегодня будем проводить закрытую. Приказ министерства. Новые консервы «Ужин студента». А какая фабрика выпускала – не объявлено. Чтобы все было чисто. А то знаем вас: приятелей захвалите, недругов с грязью смешаете. Как говорится, «друг другу терем ставит, а недруг недругу гроб ладит».
Две официантки в кружевных веночках начали обносить присутствующих голубыми тарелочками. На каждой стояла вскрытая консервная банка без этикетки, стакан минеральной воды, лежала серебряная ложечка и ломтик хлеба. Антону и Меладе тарелочки не досталось.
В благоговейной тишине началась дегустация. Обладатель спецгалстука откидывал лоснящееся лицо к потолку, закатывал глаза, вслушивался в оттенки вкусовой симфонии. Обладатель золотого спецпера держал непрожеванный комок за щекой, пробовал языком там и тут, записывал впечатления на листке бумаги. Тощий старик, с прозрачной, иконописной бородкой, накинулся на банку так, будто утром никто не дал ему позавтракать и в обеде он тоже был не слишком уверен. Директор вырезал ложечкой аккуратные полушария, бросал их в рот и смаковал, как мороженое. Потом встал и пошел вокруг стола собирать листки.
– Так, так… «Удачное сочетание легкости и питательности…» «Следует особо отметить отличные вкусовые качества говяжьего желе по краям…» «Добавление печенки – отличная идея…» «Посол хорош, но не добавить ли слегка перчику для пущей сохранности?» Короче говоря – что? Какой будет приговор? Вкусно? Был бы студентом, так ел бы не только на ужин, но и на обед, и на завтрак? Мельница сильна водой, а человек едой? Все полезно, что в рот полезло?
Присутствующие одобрительно кивали. Директор отошел к высокому окну, стал спиной к круглому залу, бросая время от времени вороватый насмешливый взгляд через плечо. Потом вернулся на свое место. Тряхнул белой дирижерской шевелюрой. Поднял кулачок с зажатыми листками. И запел, запричитал речитативом:
– Обманул я вас, дорогие мои товарищи, разыграл, как детей, бесценные сотруднички. Нет в этих консервах ни говядинки, ни печенки, ни свиного ушка, ни бараньего хвостика. И не министерством они нам присланы. А привез их нам наш дорогой заморский гость, Антон… а по батюшке? как отца звали? Харви… Антон, стало быть, Гаврилович. Привез попробовать. И спросить, не захотим ли мы купить у них весь производственный конвейер, штампующий эти вкусные баночки. И мы, я вижу, очень-очень захотим. Потому что сделаны эти консервы, которые мы так единодушно одобрили и расхвалили, не из мяса, не из жира, не из куры, не из утки, не из рыбки, не из рака, которых у нас в стране такая острая нехватка, а из двадцати сортов луговой травы, которой у нас еще, слава Богу, хватает. Похлопаем же замечательным достижениям далеких империалистов, дорогие товарищи, отдадим должное их зверскому мастерству эксплуатации человека и природы.
Антону пришлось встать и несколько минут раскланиваться, пожимать руки, отвечать на летящие со всех сторон золотозубые улыбки.
– Я считаю несущественным тот факт, – продолжал директор, – что у них, в их зажравшемся мире, эти отличные консервы продаются не для студентов, солдат или лесорубов, а для котов и собак. Да-да, Галактион Семенович, прошу не бледнеть и не хвататься за живот. Клавдия Парфеновна, если тебе нехорошо, разрешаю выйти по коридору направо. Ишь какие чувствительные стали. Вспомнили бы, какое мясо ели наши деды на броненосцах и крейсерах. И ничего – только крепче били классового врага. Ведь в чем тут суть? Суть в том, что мы стоим на пороге научной революции, революции, которую подготовили своими руками загнивающие империалисты, но использовать никогда не смогут, ибо не знают передовой теории. Сейчас человечество ест – коли повезет – баранину и говядину, свининку и козлятину, забывая временами, что все это мясо и жиры – только переработанная млекопитающими организмами трава. Отменить мясное производство как ненужную промежуточную ступень в процессе усвоения человеком питательных веществ травы – вот каша цель!
Он оглядел притихших сотрудников, как дирижер, ждущий, чтобы финальные аккорды замерли под сводами зала.
– Я уже советовался с товарищами из министерства, получил полную поддержку. Будем строить новую фабрику под заграничный конвейер. Остается вопрос – где? Надо же так ее поставить, чтобы траву не за сто верст возить. Чтобы сенокосилка прямо с луга в одни ворота въезжала, разгружалась, а из других ворот чтобы выкатывались вегетарианские баночки на ужин студенту, строителю, моряку и хлеборобу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170