Но в мокром ночном блеске ленинградских улиц страх и тоска вернулись в гнездо на колесах. И когда они остановились неподалеку от американского консульства, сквозь деревья бульвара они разглядели не одного, не двух, а почему-то целых трех милиционеров, прогуливающихся у дверей. И при виде их Голду снова начала бить такая дрожь, что пришлось оставить всякую надежду на то, что она сможет уверенно подойти к ним, уверенно попросить вызвать какого-нибудь полуночного дипломата, уверенно проскользнуть внутрь. («Американская гражданка?… А где же ваш паспорт?… Ах, его у вас забирают?… Но почему бы вам не позвонить в консульство завтра?… Срочное дело?… Какие же дела могут быть в десять часов вечера?…»)
Оставалось последнее. Последний вариант. О котором Антон не хотел говорить, пока были живы другие. Потому что опять нужно было просить Меладу о помощи. И опять открывать ей еще какую-то часть правды про себя. И опять выдерживать ее укоряющий, удивленный, усталый взгляд.
– Вы думаете, в лагере уже подняли тревогу? – спросил Антон.
– Конечно, они поняли, что дело неладно. Могли позвонить в библиотеку. В местную милицию. Но вряд ли в Ленинград. Надеются отыскать нас своими силами. Никому неохота сознаваться в своих промахах. Но утром позвонят наверняка.
– Значит, у нас есть только одна эта ночь.
Антон вышел из машины, обошел ее, влез на переднее сиденье рядом с Меладой. Руку откинул назад, положил на щеку забившейся в угол Голде, то ли успокаивая, то ли лаская, то ли отодвигая подальше, то ли прося прощения за то, что им приходится шептаться при ней.
Мелада слушала молча.
К его удивлению, она не возмутилась, не испугалась. Она даже прервала его где-то в середине уговоров.
– Я уже поняла, что ты – как это у вас говорят? – полон сюрпризов. Ты хочешь, чтобы я это сделала? Значит, я сделаю. Всё. Я помню название поселка и улицу. Дай мне только номер дома. И имя-отчество. Фамилию не надо.
За всю оставшуюся дорогу до Гавани она так и не вернулась к запретной теме.
Она остановила машину неподалеку от здания таможни.
Антон притянул к себе дочь.
– Ничего не бойся. Мы увидимся снова через несколько часов. Все будет хорошо. Ты ведь больше не боишься Меладу? Вот и хорошо. Никакая надпись не загорится, не объявит ее злой Бастиндой. А меня – казаком с маузером. Слушайся ее во всем. Скоро мы поедем домой.
Он поцеловал обеих, вылез из машины. Дождь истощился, превратился в туманную пыльцу, у которой уже не было сил долетать до асфальта. Он достал из багажника свои чемоданы и зашагал к таможне.
На «Вавилонии» все было готово. Дизель негромко гудел, разогреваясь на холостых оборотах.
– Что там произошло? – встревоженно спросил Рональд, помогая Антону подняться на борт. – Нам не разрешили даже зайти в консульство. Собирайтесь и выметайтесь! В два счета! Чем мы им не угодили?
– Потом расскажу. Вы заправились горючим? Проверили радар? Ночной бинокль? Он понадобится нам сегодня ночью. Это самое важное – опробуйте его до отплытия.
Пабло-Педро высунул из машинного отделения лицо, затянутое черной щетиной, как маской, глянул исподлобья, застыл в ожидании приказаний.
– Как вы тут жили? – спросил Антон. – Познакомились с городом, со страной? Как ваши новые друзья?
Пабло-Педро только махнул рукой и попятился обратно, в свою тесную дизельную пещеру.
– Что с ним? – спросил Антон у Линь Чжан.
– Очень разочарован. Сначала все было хорошо. Играл с русским начальником водолазов в карты. И других учил. Дружно бросали деньги за борт. Рубли и доллары. Очень хвалили новую игру. Коммунистический покер – хорошо, хорошо! Но однажды задержался у борта. И увидел резиновую руку. Высунулась и схватила плывущий доллар. Был подосланный водолаз. Ловил тонущую валюту под водой. Тогда всех прогнал, порвал дружбу. Даже в город больше не ходил.
– Ну а как вы?
– Очень хочется домой. Ничего не могла тут понять. Хотела продать брючный костюм и старые туфли. Спросила: «Где»? Говорят: «Нужен паспорт». Паспорта нет, только виза. «Тогда по закону – нигде. А без закона – вот здесь». Показывают вниз. Под прилавок. Усмехаются. Но я боюсь без закона. Поняла одно: надо вывозить семью в Америку. Скорей, скорей. Если нельзя торговать, им будет плохо. Больше ничего не умеют.
Таможенники прочесали «Вавилонию» еще днем, забрали купленного Рональдом бронзового футболиста (народное достояние! сокровища искусства! где специальное разрешение?) и поставили свои печати в документах. Теперь явились пограничники. Лейтенант и двое солдат с собакой. Они ходили из каюты в каюту, заглядывали в кладовки, в душевые комнаты, в стенные шкафы, даже в холодильник. Антон улучил момент, когда лейтенант остался один, отозвал его в сторону, достал блок сигарет.
– Решил покинуть курение. Хотел выбросить соблазн за борт. Но правила запрещают мусорить гавань. Прошу об услуге конфисковать.
– Это можно, – сказал лейтенант. – В плане взаимной выручки между странами. А не найдется у вас заодно и какого-нибудь непрозрачного мешочка?
Мешочек нашелся. В него еще влезла – сопровождаемая одобрительными кивками лейтенанта – пачка журналов с глянцевыми красавицами. Удачно, что бусам, браслетам, зеркальцам и прочим традиционным подаркам для туземцев удалось найти такую дешевую замену. Но нет – тут же пограничный лейтенант показал, что он не так прост, ошарашив капитана Себежа неожиданной просьбой.
– Что, что? – не поверил своим ушам Антон.
– Нет ли у вас свежих номеров газеты «Уоллстрит джорнел»?
– Боюсь, что нет…
– Пристрастился, видите ли, последнее время читать биржевые новости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170