Шел он чуть откинув корпус, походка у него была все такая же, как всегда, уверенная.
– Ты кто, Федор, крановщик или секретарь комитета комсомола? – не очень ласково спросил Греков, зная, что отделаться от него теперь будет не так-то просто.
Федор тоже ответил с подчеркнутой официальностью:
– Секретарь комитета комсомола, товарищ начальник политотдела, иногда приходится быть и крановщиком, и бетонщиком, и монтажником.
– И в три часа ночи?
– И в три ночи.
– Ты к Игорю Матвееву лазил на кран? – взяв его за плечо и отводя с рельсов, спросил Греков.
Федор вывернул свое плечо из-под его руки.
– Матвеев и без меня обойдется. У него все в ажуре.
– А к кому же?
– К Звереву, – сухо сказал Федор. – Я ему там, – он повел подбородком вверх, – такую баню закатил, что он теперь сидит мокрый как мышь. И этого для него еще мало – вляпался в эту историю…
– В какую историю?
Федор недоверчиво посмотрел на Грекова.
– В политотдел еще не простучали?
– Никто не стучал.
Федор вздохнул с явным облегчением.
– Значит, ей все-таки удалось уговорить Гамзина.
– При чем здесь Гамзин?
– Вы же знаете, что он не может Черновой ни в чем отказать. Втюрился в нее, плешивый дурак.
– Он все-таки начальник центрального района стройки.
– В том-то и беда. А мне теперь расхлебывать. Вот я и попросил Чернову повлиять на него, чтобы он не давал этой записке хода. Она, конечно, по своей гордыне сперва отказалась, но. я решил подключить Игоря.
Греков пригрозил:
– Если ты не прекратишь перескакивать с одного на другое, я не буду слушать и уйду. Сперва говорил о Вадиме, потом о какой-то записке, теперь о Черновой, Игоре и Гамзине.
– Так она же и попала прямо к нему! – вибрирующим голосом вскричал Федор. – После того как этот пахан потерся около Вадима, записка исчезла у него из кармана и очутилась у Гамзина.
– Ну вот, теперь еще появился какой-то пахан. Вот что, иди поспи, и мне надо час-другой вздремнуть, а потом придешь в политотдел и…
Увидев, что Греков уже поворачивается, чтобы уйти, Федор Сорокин взмолился:
– Нет, Василий Гаврилович, это откладывать нельзя. После того как все завертится, уже поздно будет. – Теперь уже он взял Грекова за локоть и отвел от рельсов, по которым двигался с бетонного завода мотопоезд с бадьями, заполненными жидким бетоном. – Вы же сами ходили к Автономову, чтобы Молчанова перевели в центральный район.
– Ты, Федор, уже и в политотдел прямой провод дотянул. Я еще до Солодовой доберусь. Я знаю, что с твоего ведома Чернова ходила к Автономову.
– Нет, Василий Гаврилович, это ей самой взбрело, но я, конечно, знал, – горячо сказал Федор. – А вот то, что Вадим взялся передать записку Молчанова его невесте, к сожалению, от меня скрыли. И за это я еще вытащу Вадима на комитет. Конечно, записка безобидная, но факт налицо. Явное нарушение закона. А пахан, должно быть, подстерег, как Молчанов с Вадимом договаривались в прорабской во время пересмены, и записка оказалась у него. От него и перекочевала к Гамзину. – Опережая вопрос Грекова, он поспешил пояснить: – Этот ларчик с секретом. Пахан теперь считает, что Молчанов опять у него на поводке. Еще неизвестно, как ему удалось перевестись из правобережного в центральный район, и теперь он там всех ЗК к рукам прибирает. Вы уже должны были приметить его. Мозглявенький такой.
– Краснолицый?
– Вот-вот, – Федор вздохнул. – Щелчком можно сбить, а он всех ЗК подмял. За исключением Молчанова. Вот он и решил поводок натянуть. К Гамзину сумел без мыла влезть, и тот даже расконвоировал его. Даже в дом к Клепиковой наладил посылать, нарубить дров, и вообще для помощи по хозяйству. Но может быть, здесь и случайность, – тут же отрекся от своих подозрений Федор.
Греков кивнул:
– Продолжай.

29

– А теперь он как вор в авторитете начал мстить Молчанову за то, что он настраивает ЗК не подчиняться решению сходки.
– Что за решение?
– Чтобы, как всегда, шестерке, выделенной сходкой, отдавать долю заработка. У них там, Василии Гаврилович, свой банк. Из-за этого между паханом и Молчановым и пошла вражда. А когда-то, еще в тайге, Молчанов у него правой рукой был. Но, кажется, мы и на этого пахана уздечку найдем, хоть и намекнул он мне, что на дурную голову иногда падает дурной кирпич. – Федор презрительно фыркнул. – У нас на эстакаде всё десятники и учетчики – комсомольцы, они не позволят этой шестерке золотую шерстку стричь.
– Значит, на Молчанова надеяться можно?
Федор вздохнул:
– Если выдержит до конца. Трудно, Василий Гаврилович, выдержать. Они могут и через его невесту давить. Вчера он Вадиму вдруг заявил, что для него, должно быть, нигде жизни не будет.
– И после этого Вадим согласился к нему в почтальоны поступить? – неожиданно спросил Греков.
– Да, но… – Федор явно растерялся.
– А начальник политотдела, как вы решили на заседании своего комитета, если об этом узнают, должен будет бросить ему спасательный круг? – жестко продолжал спрашивать Греков.
– Мы, Василий Гаврилович, этот вопрос на комитете не обсуждали.
– Можно было и обсудить. С приглашением Молчанова, его невесты и даже этого пахана.
– Я, Василий Гаврилович, думал…
Греков не дал ему договорить.
– Ты думал, что достаточно Грекову повести бровью, и вся зона превратится в санаторий для ЗК? Ни приказов министра, ни Автономова, ни вообще кого-нибудь здесь, кроме политотдела, нет.
В третий раз Федор уныло повторил:
– Я думал…
И опять Греков прервал его:
– Об одном и том же по разному можно думать. Можно о Молчанове – как о жертве предшествующего воспитания и даже сочувствовать ему, что он с невестой разлучен, а можно как об убийце без пяти минут, который только случайно не пустил в ход свой нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97