Дворцовому казначейству отдано распоряжение возвратить вам пресловутый вексель и возместить понесенные расходы. И еще я приказал отменить решение военно-полевого казначейства, опротестовавшего ваши счета. Сообщите мне, дозволяет ли вам здоровье возвратиться на службу. Мне бы очень не хотелось лишаться человека, столь oн важного благонамеренного. Остаюсь неизменно благосклонным к паvi королем и прочее и прочее».
Тельхейм. Итак, что вы скажете об этом, сударыня?
Минна (складывает письмо и возвращает ему). Я? Ничего.
Тельхейм. Ничего?
Минн а. Хорошо, скажу. Видно, ваш король, ceil великий человек, к тому же и добрый человек. Но мне-то что до этого? Он не мой король.
Тельхейм. Л больше вам нечего сказать? Хотя бы о нас обоих?
Минна. Вы вернетесь под ею знамена; господин майор станет подполковником, а там, глядишь, и полковником. От всего сердца вас поздравляю.
Тельхейм. Как же мало вы знаете меня! Нет, если того, что счастье возвратило мне, достаточно, чтобы удовлетворить желания разумного человека, то теперь единственно от моей Минны зависит, буду ли я принадлежать кому-нибудь, кроме нее. Служению вам будет отныне посвящена моя жизнь! Служение сильным мира сего опасно не стоит труда, усилий, унижений, связанных с ним. Минна не из тех суетных женщин, которым мужья милы лишь своими титулами и положением в свете. Она будет любить меня ради меня самого, а я подле нее позабуду весь мир. Я стал солдатом из симпатии к неким политическим принципам — каким сам не знаю,— да еще мне взбрело на ум, что честному человеку полезно попытать силы на военном поприще, сродниться с тем, что зовут опасностью, воспитать в себе хладнокровие нерешительность. Крайняя нужда могла бы заставить меня сделать из этого опыта— призвание, из случайного занятия — дело своей жизни. Но нынче, когда ничто больше не принуждает меня, все мое честолюбие сводится к одному — быть мирным и счастливым человеком. Подле вас, моя дорогая Mиннa, я, без сомнения, стану им. Подле вас навеки таким останусь. Завтра священные узы соединят нас; то»да в необозримом мире мы поищем самый тихий, самый радостный и влекущий уголок, которому для того, чтобы стать раем, недостает лишь одного — счастливой, любящей четы. Там станем мы жить, там каждый наш день... Что с вамп, сударыня?
Минна тревожно мечется по сцепе, силясь ( крыть свою растроганность.
Минна (овладев собою). Вы жестоки, Тельхейм! Так живописать мне счастье, па котором я должна поставить крест. Моя утрата...
Тельхейм. Ваша утрата? Что вы называете утратой? Что бы ни утратила Минна, себя самое она не утратит. Вы по-прежнему самое сладостное, милое, очаровательное, самое доброе создание под солнцем, воплощение невинных радостей! Временами это создание любит пошалить, иной раз своенравно поставить на своем, что ж, тем лучше! Тем лучше! Иначе Минна была бы ангелом, перед которым можно лишь благотворно преклонять колена, но любить ангела — невозможно. (Хочет поцеловать ее руку.)
Минна (отнимая руку). Как же так, сударь? Столь неожиданное превращение! Ужели этот пылкий влюбленный — холодный Тельхейм? Или вернувшееся счастье разожгло его? Поскольку вас сотрясает приступ лихорадки, позвольте мне, за нас обоих, сохранить ясность мысли. Когда вы сами были в состоянии рассуждать, вы говорили, будто презрения достойна та любовь, что не страшится навлечь презрение на предмет любви. Пусть так, но и я, подобно вам, жажду благородной, чистой любви... Теперь, когда честь ваша восстановлена и великий монарх призывает вас к себе, разве могу я согласиться, чтобы заодно со мной вы предались любовным грезам? Чтобы доблестный воин выродился в любезного пастушка? Нет, господин майор, повинуйтесь велению своей счастливой судьбы...
Тельхейм. Хорошо, Мини а! Если большой свет привлекательнее для вас,— хорошо! Будем жить в большом свете! Как мал и убог этот свет! Вы знаете лишь его показную сторону. Но, разумеется, Минна, вы останетесь... Будь что будет! До поры до времени пусть ваши совершенства вызывают восторг и поклонение, мое счастье нее равно не будет знать недостатка в завистниках.
Ми и и а. Нет, Тельхейм, не то я хотела сказать! Я вас отсылаю обратно в большой свет, на путь почестей и славы, но намереваюсь следовать за вамп. На том пути Тельхейму нужна незапятнанная супруга! Саксонская девушка, сбежавшая из дому, чтобы броситься ему на шею...
Тельхейм (вздрогнув, дико озирается вокруг). Кто бы посмел это сказать? Ах, Минна, я страшусь самого себя, стоит мне себе представить, что эти слова мог сказать кто-нибудь другой, а не вы, моя ярость была бы беспредельна.
Мин п а. О том и речь. Вы не потерпели бы ни малейшей насмешки надо мной, но каждый день должны были бы выслушивать самые язвительные... Я сейчас скажу вам, Тельхейм, что я решила и от чего не отступлюсь ни за какие блага мира...
Тельхейм. Не договаривайте, сударыня, заклинаю вас! Ми и на, подумайте хоть одно мгновение, ведь вы выносите мне мертвый приговор!
Минн а. Мне думать нечего! Как верно то, что я возвратила вам кольцо, некогда бывшее залогом вашей верности, как верно то, что вы взяли обратно это кольцо, так же верно, что несчастная Минна никогда не станет супругой счастливого Тельхейма!
Тельхейм. Значит, вы переломили жезл, сударыня?
Минна. Равенство — вот самые крепкие узы любви! Счастливая Минна хотела жить для одного только счастливого Тельхейма. Несчастная Минна тоже дала бы себя уговорить и согласилась бы все равно смягчить или усугубить несчастье своего друга. Вы, верно, заметили, что до этого письма, которое вновь уничтожило равенство между нами, я противилась вам только для виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91