Ну разве это не прибыльное дельце? Он должен ехать в Лиму и хлопотать, и чем скорее, тем лучше, Хулио.
— Почему ты всегда брался за грязные и опасные дела? — сказал Акилино. — У тебя это просто мания, Фусия.
— Все дела грязные, старик, — сказал Фусия. — беда в том, что у меня не было начального капитальца: когда есть деньги, можно безопасно обделывать самые скверные дела.
— Если бы я тебе не помог, тебе пришлось бы уехать в Эквадор, — сказал Акилино. — Сам не знаю, почему я тебе помог. Из-за тебя я провел страшные годы. Я жил в вечном страхе, Фусия, каждый день ждал беды.
— Ты помог мне потому, что ты хороший чело век, — сказал Фусия. — Самый лучший, какого я знал, Акилино. Если бы я был богатым, я оставил бы тебе все мои деньги, старик.
— Но ты не богат и никогда не будешь богатым, — сказал Акилино. — Да и на что мне были бы твои деньги, когда я вот-вот умру. В этом мы малость похожи, Фусия, оба подходим к концу такими же бедняками, как родились.
— Распространилась целая легенда о бандитах, — сказал доктор Портильо. — Даже в миссиях нам говорили о них. Но монахи и монахини тоже мало что знают.
В одном селенье агварунов в Сенепе какая-то женщина сказала нам, что она их видела и что среди них были уамбисы, — сказал Фабио Куэста.
— Но от ее сведений было мало толку. Вы ведь знаете чунчей, сеньор Реатеги.
— Что среди них есть уамбисы, это факт, — сказал доктор Портильо. — Это все утверждают с полной определенностью: их узнали по языку и по одежде. Но уамбисы тут играют всего лишь роль дубинки, ты ведь знаешь, они любят драться. А вот узнать бы, кто те белые, которые ими руководят. Говорят, их двое или трое.
— Один из них горец, дон Хулио, — сказал Фабио Куэста. — Нам сообщили это ачуалы, которые немного говорят на кечуа.
— Но хоть ты это и не признаешь, тебе повезло, Фусия, — сказал Акилино. — Тебя так и не схватили. Если бы не это несчастье, ты мог бы всю жизнь прожить на острове.
— Спасибо уамбисам, — сказал Фусия. — После тебя они мне больше всех помогли, старик. И вот видишь, как я им отплатил.
— Ну, на это было много причин. Если бы ты остался на острове, пришлось бы плохо и им, и тебе, — сказал Акилино. — Странный ты человек, Фусия. Коришь себя за то, что покинул Пантачу и уамбисов, а все, что ты сделал плохого, для тебя ничто.
Это тоже было должным образом проверено, старина: закупки каучука в этом районе не снизились, а и Багуа даже увеличились, хотя они не продавали и половины того, что прежде. Дело в том, что бандиты очень хитры, сеньор Реатеги, знаете, что они делают? Они сбывают награбленное на стороне, без сомнения, через третьих лиц. Что им стоит отдать каучук за бесценок, когда он им достался даром? Нет, нет, дружище, служащие ипотечного банка не видели новых лиц, поставщики те же, что и всегда. Пройдохи чисто обделывают дело, не подвергают себя опасности. Видимо, они нашли двух-трех скупщиков, которые берут у них краденое за полцены и перепродают банку, а поскольку их знают как скупщиков, их невозможно накрыть.
— Неужели стоило так рисковать ради такого маленького барыша? — сказал Акилино. — По правде говоря, я не думаю, Фусия.
— Ну, тут я не виноват, — сказал Фусия. — Я не мог работать, как другие, — их ведь не преследовала полиция, а мне приходилось хвататься за любое дело, какое подвернется.
— Когда, случалось, со мной говорили о тебе, я обливался холодным потом, — сказал Акилино. — Что с тобой сделали бы чунчи, если бы поймали тебя! Хотя, может быть, тебе еще хуже пришлось бы, если бы тебя поймали скупщики. Не знаю, кто больше точил на тебя зубы.
— Скажи мне одну вещь, старик, как мужчина мужчине, — сказал Фусия. — Дело прошлое, теперь ты уж можешь говорить со мной начистоту. Ты никогда не прикарманивал малую толику за комиссию?
— Ни сентаво, — сказал Акилино. — Честное слово христианина.
— Это что-то невероятное, старик, — сказал Фусия. — Я знаю, что ты мне не врешь, но, честное слово, у меня это не умещается в голове. Я бы не сделал этого для тебя.
— Я знаю, — сказал Акилино. — Ты бы меня обобрал до нитки.
— Мы подали заявления во все полицейские участки области, — сказал доктор Портильо. — Но это все равно что ничего. Садись на самолет и лети в Лиму, Хулио. Пусть вмешается армия, это нагонит на них страху.
Полковник сказал, что поможет с большим удовольствием, — сказал Фабио Куэста. — Он только ждет распоряжений. И я у себя в Сайта-Мария де Ньеве, co своей стороны, сделаю все, что в моих силах. Кстати, дон Хулио, все о вас вспоминают с большой любовью.
— Почему ты перестал грести? — сказал Фусия. — Еще не стемнело.
Потому что я устал, — сказал Акилино. — Пристанем-ка вот здесь и поспим. И потом, разве ты не видишь, какое небо? Вот-вот пойдет дождь.
На северной окраине города есть маленький сквер. Когда-то на этом сквере скамейки блестели, как полированные, и сверкали начищенными металлическими бортиками. По утрам на них, в тени стройных рожковых деревьев сидели старики, глядя на детей, бегавших вокруг фонтана — круглого бассейна с фигурой женщины в центре. Из волос женщины, которая в легких одеждах стоит на цыпочках с поднятыми руками, как бы устремляясь в полет, била вода. Теперь скамейки потрескались, бассейн пуст, у прекрасной женщины лицо рассечено шрамом, а деревья искривились и клонятся к земле.
На этот скверик Антония приходила играть, когда Кироги бывали в городе. Они жили в асьенде «Ла Уака», одном из самых больших пьюранских поместий, широко раскинувшемся у подножия гор. Два раза в год, на Рождество и на июньский храмовый праздник, Кироги приезжали в город и располагались в большом кирпичном доме, выходившем как раз на этот скверик, который теперь носит их имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137