Мы так, мы эдак, закидываем удочку — что ж, он тебя и за руку ни разу не взял? — Нет. Даже не притронулся? — Нет. (Ну погоди, мы тебя дожмем!) И в любви не объяснился? — Нет. (Ладно, пойдем в обход!) Куэльяр вообще парень робкий, сказал Лало, но смотри, очень скоро он осмелеет, а вот что ты — это никому не известно. Что неизвестно? — на лбу морщинка, — они прямо ее убивают, — щечки с ямочками, реснички, бровки дугой. Да о ком они? Все еще о Куэльяре? И Маньуко — здравствуйте, о ком еще, он-то ей нравится! Ну этого она пока не знает.
И Большой — не крути, нравится, и еще как, ты ему такие авансики делала, будь здоров. А Тересита — ничего подобного, да и случая не было, и вряд ли будет. А они: был, был, и не раз. И Лало — он же интересный парень, правда? А она — кто, Куэльяр? — локотки, коленочки круглые, — да, пожалуй. И мы — ну вот видишь, видишь, значит, нравится! А Тересита — она этого не говорила, зря они так стараются, ой, посмотрите, какая бабочка прилетела, она там, в саду, там, где герани, -а может, и не бабочка! — вскочила на ножки, пальчиком тыкает, каблучки беленькие. И почему у него такое странное прозвище? Почему они такие грубияны? Почему не придумали что-нибудь интересное, ну, скажем, Тарзан, Боби? А мы — значит, тебе не безразлично, значит, задело, стало быть, ты к нему неравнодушна. А Тересита — да его просто жаль, подумать — с таким прозвищем. Значит, она его любит? Люблю? Ну немножко, — глазки, мешочек, — только как друга.
Тересита притворяется, что нет, а на самом деле — да, без вопроса. Так мы и решили… Шустрику надо действовать, но с какого боку к нему подъехать, вот в чем загвоздка!
А Куэльяр все ни с места — ходит следом за Тере Аррарте, глаз не отрывает, так и ждет, чем бы ей угодить. Мирафлорские ребята, те; кто еще не знал, начали посмеиваться: тюфяк, грелка постельная, собачонка, а девчонки пели ему вслед: «Ой, когда же наконец», допекали беднягу. Однажды вечером мы, как условились, поехали в кинотеатр «Ущелье», а по дороге — слушай, Фитюля, махнем лучше на твоем «фордике» на «Подкову», и он — о'кей! Они там закажут пива и в футбол сыграют, у него не машина, а зверь, враз домчит. Мы неслись, только шипы скрипели на поворотах, а на набережной нас, само собой, остановил полицейский, неужели больше ста, сеньор, «ах, милый, забудь все навсегда, не надо больше зла». Он потребовал предъявить права, и Куэльяр дал ему две бумажки. Друг, выпейте рюмочку за наше здоровье… «Ах, милый, забудь все навсегда, не надо больше зла».
Они вмиг доехали до «Подковы» и сразу — в ресторан «Националь», народу полно, одни чоло, но вот та уачита [7] недурна, н-да, и танцуют здесь отлично. Куэльяр сыпал шуточками направо-налево, веселый, а мы, даже после двух «хрусталей», не смели и заикнуться. И после четырех — тоже. После шестой Лало, набравшись духу, — я тебе друг, Фитюля? а он смеется — уже нализался, да? И Маньуко — мы все тебя любим, старик, и Куэльяр — ишь, какие нежности телячьи, что-то больно скоро, и Маньуко — мы хотим поговорить с тобой, шустрик, и дать тебе один совет. Куэльяр в лице изменился, побледнел и залпом выпил весь стакан. До чего забавная парочка, вон та, а, ребята? Он такой хлюпик, а она — ничего, лапка. А Маньуко — не будем ходить вокруг да около, старик! ты влюблен в Тереситу или как? Куэльяр закашлялся, начал чихать. А Лало — Фитя, скажи как оно есть, без дальних слов, да или нет. Куэльяр рассмеялся, но тут же сник, дрогнул и тихо-тихо, почти неслышно — ддд-а, влюбился, ребята, оо-чень. Еще два «хрусталя», и Куэльяр снова — не знаю, чч-то мм-не делать, а Большой — как что? И Куэльяр — как быть, Чижик, ну как? А Чижик — да брось, Фитюль, делай, как все, сначала спроси, любит она тебя, Тересита, уверен, скажет — да. А дальше, Маньуко, дальше? Допустим, скажет, что хочет быть моей девушкой, невестой что ли, а потом? Потом оставь на потом, сказал Лало, а сейчас не тяни резину, объяснись в любви, может, тебя еще вылечат, и Куэльяр почти шепотом — Большой, дружище, а вдруг Тересита знает, вдруг ей рассказали? И мы все наперебой: ничего она не знает, мы с ней говорили по душам, Тере в тебя влюблена по уши. К нему сразу вернулся голос — влюблена в меня? Да в кого же! Может, правда меня вылечат? Конечно, какой разговор, только решись уже, кончай себя травить, кончай, а то загнешься. И Лало — с Тереситой все о'кей, стало быть, у нашего Куэльяра будет наконец своя девушка. И Куэльяр — вздох, ну а потом что, потом? И Большой — потом как у всех. И Маньу-ко — для начала берешь ее за ручку, а Чижик — поцелуйчики, разок-другой, и Лало — ну потрогаешь где надо.
А Куэльяр — и потом? чуть слышно — потом? А ребята — что значит «потом»? Ну да, потом, когда они станут взрослыми, когда надо жениться, ну как тебе, Лало, и тебе, Чижик, и тебе, Маньуко? А Лало — здрасьте, нашел о чем сейчас думать, да и вообще все это ерунда. Придет время, ты от нее отделаешься, найдешь к чему прицепиться, и — разбежались… А Куэльяр, нехотя, пряча смущение, — это ему совсем не надо, потому что она… Тересита нравится ему очень, ну очень. И чуть погодя, позади уже десять «хрусталей» — ребята, вы — молотки, я за нее возьмусь, похожу сколько надо, а потом — привет, брошу!
Но шла неделя за неделей — и ничего. Ну когда же, Фитюлька? А он — завтра. И завтра небось не решишься? Завтра, клянусь. Таким затравленным, убитым мы его не видели никогда, ни раньше, ни потом. А девчонки наши, стервозы, пели ему вслед модное болеро: «Быть может, я скажу, быть может — никогда!»
Вот тут и началось у Куэльяра что-то вроде припадков. Ни с того ни с сего возьмет и бросит кий на пол (чего тянешь, шустрик?). Ни с того ни с сего начнет бить в бильярдной бутылки, швыряться окурками, задирать всех подряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14