Он дал сильный газ и скользнул вперед и в сторону, изменив прежний маршрут.
Дымка расступилась, и чудесный осенний день засиял над землей. Справа на горизонте блеснули позолотой верхушки церквей. Алеша рванулся к ним напрямую, твердо зная, что едва он успеет подлететь к высокому холму, густо усеянному светлыми городскими домиками, как сразу же увидит ровный ряд самолетных стоянок, знакомую рощицу и красный столб с деревянным пропеллером над могилой майора Хатнянского.
Обессиленный событиями последних минут, духотой пилотской кабины и страшным напряжением, Алеша с остатками горючего подводил свою машину к земле.
Он совершил посадку всего на одиннадцать минут позже расчетного времени, а на стоянке уже ждала его – на всякий случай – санитарная машина, и рыжая, с тонкими косами медсестра Лида смотрела с опаской на кабину. Но когда увидела, что Алеша поднялся во весь рост и, отстегнув парашютные лямки, живой, невредимый спрыгнул на землю, она стала безучастно разворачивать конфету, добытую из кармана белого халатика. К Алеше подошел высокий механик Левчуков:
– Как матчасть, товарищ лейтенант?
– В порядке, – буркнул Стрельцов и испытующе посмотрел ему в глаза: издевается небось, летчики уже успели осмеять, дошла очередь и до механиков. Нет, Левчуков смотрел на него серьезно, с уважением.
– Значит, можно поздравить с боевым крещением.
– Подожди поздравлять, сперва будем стружку снимать! – раздался гортанный насмешливый голос.
Алеша не заметил, как подошел к нему горец своей мягкой, кошачьей походкой.
– Идем на КП, блудный сын. Комиссар зовет.
– А зачем? – испуганно вырвалось у Алеши.
– Как «зачем»? – весело воскликнул капитан, словно только и дожидался этого вопроса. – Ругать будет. Не лавровый же венок на тебя вешать!
Стрельцов молча и хмуро шагал на командный пункт. На пути подбежал к нему Воронов, крепко сжал руку:
– Молодчина, Алексей. Раз живой вернулся – все приложится. А меня вечером выпускают в первый боевой.
До самого штаба шагали молча. Не снимая с головы шлема, Стрельцов спустился в землянку и сразу ослеп после веселого дневного света, после солнца и голубого неба, что стучалось в фонарь его кабины на всем протяжении полета. В полумраке, неестественные от колеблющихся теней, двигались фигуры Петельникова, Боркуна, Красильникова. В землянке собрались почти все летчики эскадрильи. Румянцев, разговаривая с кем-то по телефону, поднял руку и строго погрозил шумевшим.
– Да, да, слышу, – громко говорил он. – Значит, сначала ничего не понял, а потом сориентировался? Вот и молодец. Спасибо за информацию, товарищ полковник.
Комиссар бросил трубку, шагнул к Стрельцову, положил ему на плечи небольшие крепкие руки. Пристально заглянув в лицо, отошел и только головой покачал:
– Ай да лейтенант! Влепить бы тебе по первое число! Да что поделаешь, победителей не судят.
– Каких таких победителей, товарищ комиссар! – взорвался Султан-хан. – Он мне весь строй нарушил. Взял курс двести шестьдесят и дунул на запад. Можно подумать, я ему приказал имперскую канцелярию Гитлера штурмовать, а не совхоз в Ново-Дугино. Конечно, хорошо, что он машину с немецкими летчиками накрыл «эрэсом». Но кто давал право бросать строй?
Комиссар весело рассмеялся:
– Смягчите свой темперамент, капитан Султан-хан. Пока вы ходили на стоянку за нашим питомцем, тут другая подробность выяснилась. Лейтенант Стрельцов сбил в воздухе свой первый вражеский самолет. Ю-87. Ясно?
Султан-хан в полном недоумении шлепнул себя по коленкам.
– Ничего не понимаю.
– Стрельцов, расскажите, как все произошло, – приказал комиссар.
Летчики с любопытством окружили Алешу, и он понял: надо говорить быстро и коротко, не утаивая ничего. Волнуясь и горячась, он стал рассказывать о том, как потерял ориентировку, как восстановил ее, воспользовавшись советом Боркуна, и как пристроился к самолетам, которые показались ему новыми штурмовиками «Ильюшин-2», недавно поступившими на Западный фронт.
– А они оказались «лаптежниками», – тихо закончил Алеша, и в землянке грянул такой неудержимый хохот, что один из светильников мгновенно погас.
– А ну расскажи поподробнее, – просил Румянцев, прижимая ладони к щекам, – как распознал-то все-таки их?
Даже сдержанный, суховатый начштаба Петельников и тот поперхнулся от смеха.
– Ладно! Кончено – крикнул вдруг комиссар, и в землянке установилась тишина. – Встать, товарищи командиры! – Комиссар вытянул руки по швам и, стараясь придать голосу наибольшую торжественность, произнес: – Сегодня группа И-16 под руководством капитана Султан-хана без потерь выполнила ответственное задание. В результате штурмовки на аэродроме Ново-Дугино повреждено и выведено из строя до пятнадцати вражеских самолетов, взорваны ящики с боеприпасами и уничтожена автомашина с летно-техническим составом противника. Кроме того, лейтенантом Стрельцовым на обратном маршруте сбит один «юнкерс». – Румянцев перевел дыхание и бросил короткий взгляд на капитана Петельникова. – Товарищ начальник штаба, отдайте приказом благодарность всем четырем командирам.
Алеша первым выкрикнул.
– Служу Советскому Союзу!
В летной столовой всего четыре столика. Когда Стрельцов и Воронов вошли в нее, свободными оставались только два стула за столом, где сидели Боркун и Султан-хан, о чем-то оживленно разговаривая. Лейтенанты в нерешительности остановились. Обоим показалось фамильярным садиться рядом с командирами своих эскадрилий, но Султан-хан, сверкнув темными глазами, махнул Стрельцову:
– Садись-ка, Алексей, божий человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120