Такие минуты врезаются в человека тем ярким светом воспоминаний, без которых немыслимо оценить прошлое.В этот далекий от Ленинграда горный край Александр Николаевич Страхов прилетел проведать старую мать и родного брата своего бывшего воздушного стрелка Вани Ольхова.Два дня прогостил он в их новом домике, прилепившемся к подножью горы на месте старенькой сакли, продуваемой ветрами всех направлений. На третий день надо было возвратиться в город. Когда он приехал на маленькую, начинавшуюся от обрыва взлетно-посадочную площадку, зеленый АН-2 уже стоял возле вагончика, заменявшего аэровокзал. Страхов отметил, что бортовой номер был другой. Сюда он летел на ноль два, а на фюзеляже этой машины стояла цифра одиннадцать. «Стало быть, с другим экипажем полечу», – подумал он, садясь в самолет. Все пассажиры уже успели разместиться, и ему осталось самое крайнее место в хвосте.Пассажиры были дисциплинированные: они уже пристегнулись ремнями, не дожидаясь, когда к этому их призовет бортмеханикВторой пилот был на месте, лишь кресло командира экипажа пустовало. Страхов еще ничего не успел подумать по этому поводу, как мимо него пробежала девушка в аэрофлотовской форме, придерживая на затылке растрепанный ветром «конский хвост», прическу, к которой всегда иронически относился Страхов. На смуглых щеках словно круги на воде расплылись ямочки. Усаживаясь на пилотское сиденье, она озорновато усмехнулась и негромко сказала второму пилоту, совсем молодому с щеточкой усов, явно отпущенных для солидности:– Ого, Сеня, нам, кажется, явно повезло. Отставной полковник, да еще с Золотой Звездой Героя. Прикрытие надежное.– Прикрытие, – проворчал Сеня, – можно думать, всю Великую Отечественную войну с ним рядом прошла.– А почему именно с ним, – засмеялась Валентина. – Впрочем, ты не ошибся. Лет двадцать пять назад он действительно был ой как ничего. Оглянись. – И засмеялась, потому что перед взлетом на нее всегда накатывало веселое настроение.– Это уж тебе лучше судить, – буркнул Сеня. Мир устроен так, что человек часто не знает, что о нем говорят другие, если эти другие даже находятся в нескольких шагах от него. Вот и полковник Страхов никогда не догадался бы, что сказала о нем летчица, наградив веселым ребячливым взглядом своего помощника Сеню, расположившегося перед взлетом на своем правом сиденье.Тем временем Страхов, позевывая, смотрел в маленькое круглое окошко. Выжженное ветрами и солнцем поле взлетной площадки с пролысинами на траве лезло в глаза, своим однообразием напоминая многие другие площадки, с каких ему приходилось подниматься в войну. «А ведь девчонке-то на обрыв взлетать придется, – сочувственно подумал он, – сердчишко-то не екнет?»И опять мысли перенеслись к прошлому. Эта площадка почему-то напомнила последнее наступление на Берлин и день, когда, проштурмовав Зееловские высоты, он привез на полевой аэродром в задней кабине своего ИЛа мертвого воздушного стрелка Ваню Ольхова Возвращаясь, он уже знал, что случилась беда, потому что еще при отходе от цели стрелок замолчал и ни на один его вызов по СПУ не ответил. Знал, но упорно верил в то, что Ольхов лишь ранен и потерял сознание, но не убит и еще возвратится в строй воюющих. Слишком дорог был ему этот розовощекий мальчишка с голубыми мечтательными глазами, умением быть беспредельно наивным на земле и беспредельно спокойным в воздухе. Когда их атаковали вражеские истребители, он с беззаботностью ребенка, увидавшего яркую новую игрушку, выкрикивал: «Дядя Саша! На нас „мессер“ прет. Серый, как скорпиончик. Разрешите я его поближе подпущу?» А потом рявкал в задней кабине крупнокалиберный пулемет, «мессер» поспешно отваливал в сторону, а бывало и начинал дымить.Александра Страхова в полку считали везучим. От самого южного выступа Орловско-Курской дуги дошел он невредимым до Одера, сделал более ста боевых вылетов, но ни разу не был при этом сбит, ни разу не садился за пределами аэродрома. И все эти сто вылетов защищал его с хвоста Ваня Ольхов. А сейчас он молчал. Пытаясь развеять недоброе предчувствие, Страхов мысленно подбадривал себя: «Ничего, оклемается Ваня и опять будет летать. За одного латаного двух нелатаных дают».Но оклематься Ване Ольхову не довелось. Его холодное тело из залитой кровью кабины Страхов вытащил своими руками, решительно оттолкнув при этом санитаров, и впервые за всю войну заплакал навзрыд. – Эх, Ванька, Ванька, мальчишечка ты мой незадачливый! Долго же она охотилась за тобой, блондинка с косой в руках, и подстерегла тебя все-таки.Теперь он ежегодно во время отпуска добирается в этот аул, чтобы хотя бы два-три дня побыть в обществе старой престарелой матери Вани, бывшей учительницы, и его младшего брата, которому теперь тоже уже под пятьдесят, но он все еще работает в бригаде механизаторов.… Страхов горько вздохнул и оборвал свои воспоминания. Фюзеляж зеленого АН-2 уже сотрясался от запущенного мотора. Под нижними плоскостями прижимались к земле чубчики сухой чахлой травы. Полковник с интересом оглядел своих спутников по перелету. Три студента в белых легких рубашках, приткнувшись друг к другу черноволосыми головами, разгадывали кроссворд, рядом дремала беременная женщина, у другой горянки в ногах стояла объемистая плетеная корзинка, с какими ездили из этого аула на городской рынок, Два старика, одетые в черкесские шерстяные рубашки с газырями, у одного на поясе болтался кинжал в инкрустированных ножнах, степенно беседовали о каких-то мирских делах на своем родном языке.В эту минуту самолет начал разбег. «Еще посмотрим, как-то ты взлетишь, – лениво подумал полковник, но через пару минут одобрительно улыбнулся:
1 2 3 4