Поразмышляв немного, он выбрал второе и, шаркая тапками, поплелся на кухню.
Раздался звонок в дверь. Кляня первооткрывателей электромагнитной индукции, товарищей Генри и Фарадея, Андрей открыл. На пороге стояла зареванная Дуня.
– Дуняш, в чем дело, в натуре? – удивился он.
– Настя дома? – по-одесски вопросом на вопрос ответила свояченица, – дома?
– Спит, – сказал Андрей, – может быть ты все-таки объяснишь, в чем дело?
Вместо ответа она впорхнула в спальню и принялась тормошить сестру.
– Андрюша, дай ты мне хоть часок поспать! – отмахнулась та спросонья, – неугомонный какой!
– Настя вставай! – закричала Евдокия, – тятьку медведь задрал!
Сестра откинула одеяло и, вскочив с кровати, предстала в перед собравшимися в костюме Евы.
– Где он? – спросила она, путаясь в деталях туалета.
– У этого усатого знахаря Львова. Только что привезли. Я дома была, – стрекотала Дуня, – а Володя сегодня на дежурстве. Он мне позвонил – я сразу сюда.
Андрей пробормотал какое-то ругательство и пошел одеваться. Вскоре они мчались в медчасть. Там уже прохаживалась Ильинична, нервно теребя накрахмаленный передник. Её успокаивал фельдшер.
– Полно вам, голубушка, изводить себя! – говорил Акиш Иванович, – ничего страшного не случилось. Если бы он был трезвый, то пришлось бы лечить и медведя. Здоровый мужик – поправится.
– А что он кровью плюется? – спросила женщина.
– Язва у него открылась. Диетой номер один будете его кормить: молоко, бульон, паровые котлеты. Можно стопку водки. Стопку, а не штоф! И никаких шкварок, шашлыков и драников.
– Папка живой? – заорала, выскакивая из подъехавшей машины Настя.
– Если будешь так кричать, то он недолго протянет, – спокойно ответил фельдшер, протирая очки носовым платком. Этим жестом он заменял курение. Табак кончился, семян не было, а Колумб казался таким нереальным… Излишне говорить, что у заядлого курильщика Починка были линзы исключительной прозрачности.
– Его можно видеть? – спросил Андрей.
– Видеть-то можно, только говорить нельзя – он еще не проспался.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала повариха, – а не то у моих поварят компот подгорит.
– Конечно-конечно! – сказал старший прапорщик, – приходите вечером. Он должен к тому времени проспаться.
Ильинична ушла. Волков обратился к фельдшеру:
– Иваныч, что все-таки с ним случилось? – тот развел руками.
– Нажрался водки, заблудился в лесу, подрался с медведем. Пара сломанных ребер, плюс открылась старая язва. Короче, до свадьбы заживет!
Андрей повернулся к Дуне.
– Так кто кого задрал, девушка? – она непонимающе посмотрела на них.
– Так он будет жить?
Ответил Починок:
– Если ограничит потребление водки, то годков восемьдесят ему еще под силу протянуть. Хорошо еще, что табак не растет, – он рассеяно начал протирать очки, – а не то – совсем худо было бы. Вы пройдите, послушайте этот молодецкий храп, а я отлучусь на несколько минут.
– Ну и нажрался ты, папочка! – молвила Анастасия, разглядывая поверженного Ратибора и морща нос, – чисто Змей Горыныч!
– При смерти так не храпят, – прокомментировал Андрей, – пройдемте к выходу.
На выходе они столкнулись с игуменом Афанасием, которого сопровождал келарь. Они пришли проведать Ратибора.
– Доброе утро, отец Афанасий! Доброе утро, брат Никодим! – поздоровался за всех Андрей.
– Утро доброе, отроки! – ответил отец Афанасий, и они с келарем перекрестились, – как здоровье почтенного Ратибора?
– После того, как проспится, будет совсем не лишним поправить ему это самое здоровье, – улыбнулся Волков, глядя на игумена. Тот конфузливо отвел глаза. Ему самому частенько приходилось «лечиться» по утрам.
– Отец пока спит, – пояснила Анастасия, – мы собираемся к нему вечером. Может, пойдем пока с нами, пусть он отдохнет? Да и вам, с дороги, не мешало бы.
– Как быть, келарь? – окинул игумен спутника пронзительным взглядом.
– Ты у меня, отец Афанасий, спрашиваешь? – ухмыльнулся в бороду брат Никодим и повел широкими плечами, за которыми болталась полутораведерная баклага.
Командира базы настораживала постоянная готовность местных жителей «поддержать компанию», «быть третьим» и «чуток подлечиться». Особенно настораживала его эта готовность у монахов. Эти «дармоеды», как их называл Рябинушкин, привыкли к шестиразовому питанию, дармовой выпивке и случайным дракам с проходящими пилигримами. Время от времени они, конечно, читали молитвы… Вслух… Время от времени…
Норвегов уже довольно долго готовил себя к серьезному разговору с настоятелем, но все как-то не решался его начать. А беззаботные монахи разгуливали по окрестным лесам, собирали ягоды, удили рыбу, время от времени наведываясь в военгородок.
– Поехали, – сказал Андрей.
Особо не сопротивляясь божьи слуги поспешили к автомобилю. Тент в виду хорошей погоды был снят, и «кабриолет» катил по улицам, открытый всем взорам. Игумен, сидящий на переднем сиденье, был весь в работе, отвечая на приветствия то ласковым словом, то вежливым кивком головы, то благословляя крестным знамением. Нужно сказать что доброго утра желали, в основном, женщины. Офицеры и прапорщики здоровались просто «Здорово, батя!» или «Привет отцу Афанасию и дитям его!» После подобного приветствия у игумена ныли чресла, и он начинал перебирать четки.
На заднем сиденье, между близнецами, расположился келарь. Этот вовсю пер тернистым путем греха, пожирая глазами проходивших мимо женщин. У него четок не было, и он теребил обеими руками бороду так, что к концу путешествия она стала похожей на пучок мочала.
У входного лифта их поджидал Мурашевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147